Нулевой пациент. Книга Первая
Шрифт:
— Как солдат?
Он слабо улыбнулся.
— Когда-то я был воином и много путешествовал. Привык спать на земле, в шатрах. Перины ничего, кроме дискомфорта мне не приносят. Так сформировалось это правило. И оно стало одной из основ моей теперешней жизни.
Она пожала плечами.
— Хорошо.
— Я не воспользовался тем, что ты оказалась в моей власти, — на этих словах Офелия вспыхнула, — потому что это было бы неуважительно. Этот шаг бы лишил нас будущего. Когда я звал тебя туда, думал иначе. Проведя с тобой весь день, понял, что не смогу.
— Не сможешь что, Рамон?
Его синие глаза остановились на ее лице.
— Обесценить все происходящее.
— А что происходит?
— Ты специально? — усмехнулся он. — Заставляешь меня проговаривать
Она улыбнулась. Примирительно подняла руки.
— Когда ты отправил меня домой, я решила, что сделала что-то не так. Что тебе что-то не понравилось. И испугалась, что больше никогда тебя не увижу.
Побледнев, он поднялся с места, подошел к ней и заставил встать, взяв за руку. Офелия медленно поднялась и остановилась, замерев. Он положил руки ей на плечи, тихонько сжав их, наклонился вперед, но не поцеловал. Вместо этого привлек к себе и запустил пальцы в ее волосы, окончательно разрушая и без того потрепанную прическу.
— Я не знаю, что произошло между нами, — чуть слышно проговорил он. — Но я больше тебя не оставлю.
Она закрыла глаза, растворяясь в его силе. А потом чуть отстранилась, поднялась на цыпочки и поцеловала в щеку, с наслаждением прижавшись губами к его гладковыбритой коже. Рамон подался вперед. Нашел губами ее губы. Отпустил. Улыбнулся, заглянув в глаза. Поцеловал снова.
Офелия молчала. Она почувствовала, что в уголках глаз собрались слезы. Облегчения ли. Радости ли. Или, может быть, невыраженного напряжения. Руки мужчины поднялись к ее лицу. Большими пальцами он убрал слезинки и, наклонившись, поцеловал. Уже по-другому. Нежно и трепетно, будто держал в руках редкий цветок.
— Просто будь честен со мной, — получив свободу, сказала она. — Честность во всем — мое единственное правило.
Он улыбнулся.
— Я пропал не потому, что мне что-то не понравилось. Мне нужно было время, чтобы разобраться в том, что я чувствую. Решить, что делать. И было очень много работы. Как и у тебя.
— Разобрался?
— Иначе бы не приехал.
— И что ты решил?
— Что мне чертовски хочется уехать с тобой на эти выходные. Но не в резиденцию или в рестораны. Я хочу уехать из города и разделить с тобой другой мир.
Лия рассмеялась.
— Куда же мы поедем?
— Я давно не был в Париже. А ты?
Она потрясенно отстранилась.
— Париж? Нам хватит выходных?
— Верну тебя в целости и сохранности в понедельник, обещаю.
Глава одиннадцатая. Офелия Лоусон
18 марта, воскресенье
Париж
— Я тебя обманул, — улыбнулся Рамон, заглядывая в бокал с рубиновым вином.
Офелия ответила на улыбку. Они сидели в ресторане, уставшие после долгой прогулки, но довольные друг другом и городом. Суббота пролетела незаметно, в отеле мужчина снова оставил ее в одиночестве, учтиво и вежливо поцеловав на ночь, но теперь эта игра доставляла удовольствие. Ведь она знала, что он специально, возможно, из последних сил, оттягивает момент, когда позволит себе все. Да и вчера она явно не была готова… ни к чему. Из Треверберга они доехали до аэропорта в Праге за четыре часа. Рекорд для местных дорог. Билеты в бизнес-класс уже были куплены. Лоусон даже не удивилась, что адвокат достал все необходимые для этого данные. И знал о ее привычке носить паспорт с собой. Он вообще много о ней знал. Таких вещей, о которых обычно не распространяются. Ее не удивил бизнес-класс. И то, что в отсеке, помимо них и юноши-стюарда, никого не было. Рамон следил за каждым ее движением. Он был немногословен и собран. Через тридцать минут после взлета извинился, сказал, что у них есть еще час, и он должен поработать, а потом достал из откуда-то взявшегося дипломата бумаги и углубился в их изучение. Офелия, растревоженная этим путешествием и предвкушением, через некоторое время успокоилась и задремала. Проснулась она уже от прикосновения стюарда, который
Из аэропорта их привезли в огромный отель, похожий, скорее, на средневековый замок, где Эверетт снял президентский люкс, в котором легко могло разместиться десять человек. Выделил для себя небольшую комнату, куда Офелия заглядывать не стала. Ее оставил в спальне. Она не решилась сказать, что тоже не может спать на мягком, поэтому дождалась, пока он отправится к себе, изучила строение своего матраса и с наслаждением убрала перину, которая оказалась просто накладкой. Аккуратно ее свернув, спрятала в шкаф, который находился тут же, застелила простыню. Эксперимент не привел к желанному результату, но спать в отеле на полу ей показалось странным, и наутро она мучилась от боли в спине.
Дальше был великолепный завтрак, Лувр, «Мулен Руж», ужин и снова сон. Они много разговаривали, постепенно узнавая друг друга получше, и женщина ловила себя на мысли, что не может поверить в происходящее. Еще тяжелее было довериться собственным ощущениям. Будучи ученым, пусть и врачом, доктор Лоусон не верила в любовь с первого взгляда и в целом не стремилась к изучению материи любви. Она понимала, насколько хрестоматийны ее чувства. Сначала ненависть на грани презрения, потом ужас и страх, потом влечение и наконец то, что она испытывала сейчас: абсолютную гармонию. Будто они всегда друг друга знали. Рамон по-прежнему ее пугал. Особенно, в моменты, когда уходил в себя или общался с кем-то другим. С обслуживающим персоналом или случайными знакомыми. Он менялся, показывая другое лицо. То лицо, с которым ей пришлось столкнуться, когда умер свидетель. Лицо существа, которое не копит обиды. Оно просто убивает обидчика. И что-то подсказывало, что это не метафора. Хотя сейчас, когда он сидел напротив нее в белой рубашке с аккуратно расчесанными волнистыми волосами цвета горячего шоколада, она могла думать только о том, как он красив и как, черт возьми, рядом с ним спокойно. Потому что она в его периметре. А он — в ее.
— Обманул? — повторила она, чтобы заставить его продолжить.
Адвокат пригубил вино, поставил бокал на стол и серьезно посмотрел ей в глаза.
— Мы прилетели сюда не только, чтобы оторваться от мира и побыть друг с другом. У меня назначена важная встреча. В этом ресторане. Через десять минут. Наверное, стоило тебя предупредить. Но я подумал, что лучше…
— Все хорошо, — улыбнулась Лия. — Мне кажется, я прекрасно понимаю, с кем связываюсь. У меня с собой черновик статьи для «Ланцета». Я тоже с удовольствием поработаю.
Рамон неожиданно встал. Обогнул стол, наклонился к ней и поцеловал. Она вздрогнула от неожиданности и положила руки на его, сжавшие ее плечи, пальцы.
— Почему ты не достала этот черновик раньше? — прошептал он, не отстраняясь и глядя ей в глаза.
— Не было возможности. Но это не значит, что мне не удалось уделить ему несколько минут. Или чуть больше.
Эверетт медленно выпрямился. Хотел сказать что-то еще, но не успел. Судя по тому, как изменилось его лицо, в ресторан вошел кто-то еще. Офелия прикрыла глаза, наслаждаясь этим коротким мгновением близости. Она обманывала сама себя. Легкость и естественность нахождения рядом с ним — маска. Под которой пряталась буря. Дикая буря эмоций, которую она магическим образом загнала в это ощущение «родства». Когда он наклонился к ней и поцеловал, ее не прострелило, как это произошло на дне рождения Дональда. Случилось другое. Ее окутал его эмоциональный запах. И это ощущение нельзя притупить. Она уже переживала такое. И тогда, в кабинете, после комиссии, когда он извинялся. И она еще не знала, как быстро переменится ее мнение о наглом адвокате. И во время танца. И даже в пятницу, когда он материализовался в клинике будто бы из ниоткуда. И сейчас. Ей хотелось коснуться его. Но нет. Настроение изменилось. Даже запах изменился. Рамон бросил на нее короткий, но полный обещания и, кажется, благодарности, взгляд. Поправил манжеты рубашки.