Нурсолтан

Иванова Ольга Дмитриевна

Солтан стал отдаляться от неё, когда волею судьбы все они оказались в чужой стране, в замке, отведённом для них литовским правителем. Михипир посчитала, что в это тяжёлое время её самоотверженная любовь поможет ей возвыситься над другими женщинами мужа. Она считала, что её положение в гареме лишь упрочится. Но Михипир ждало горькое разочарование. Менгли-Гирей с головой ушёл в политические интриги, сопряжённые с борьбой за возвращение наследства отца. В этой жестокой мужской борьбе не оставалось места ни для женщин, ни для их нежностей и любви.

Михипир ещё раз тяжёло всхлипнула, только сейчас она ощутила, как замёрзла на сыром каменном полу. Чья-то тень неслышно склонилась над ней, крепкая мужская рука помогла женщине подняться на ноги. В темноте каменного коридора,

скупо освещённого чадящими факелами, Михипир разглядела суровое лицо Эсфан-оглана.

– Госпоже не достойно лежать в грязи!

– Эсфан-оглан, – Михипир стиснула руки, умоляюще заглянула в глаза сурового воина, – почему он гонит меня от себя? Ведь я хочу только одного – помочь перенести испытания, которым Всевышний подверг его.

Лицо старого воина искривилось в брезгливой гримасе, но в следующее мгновение он с несвойственным ему участием закивал головой:

– Госпожа, вы напрасно беспокоитесь о солтане. Вскоре к нему прибудет женщина, которая поможет ему забыть обо всех невзгодах. Если вы заботитесь только о спокойствии своего мужа, то можете быть уверены – госпожа Нурсолтан утешит его!

– Нурсолтан?! – В немом изумлении Михипир смотрела на оглана. – Я не знаю женщины с таким именем.

– Вам неведомо, госпожа, – с хитрой улыбкой на губах продолжал Эсфан-оглан, – Нурсолтан – вдова покойного казанского хана.

– Но это невозможно! Мой муж решил жениться в то время, когда мы все живём в этих ужасных условиях и больше похожи на странствующих нищих, а не на благородных женщин солтанского гарема!

– Госпожа Михипир, вы недавно появились в семье солтана и, должно быть, не знаете, что мой господин готов одной этой женщиной заменить весь свой гарем.

Михипир зябко поёжилась, попыталась плотней запахнуться в шёлковую чадру. Но изысканный наряд, в который она облачилась, чтобы очаровать своего господина, был слишком тонок и не давал желанного тепла. В её голове никак не укладывались простые слова, прямо высказанные старым огланом. Измученное страданиями ревности сердце никак не могло смириться с открывшейся истиной.

– Наш господин совсем не умеет любить, раз так часто меняет своих женщин, – она выпалила эти слова от досады и тут же замерла в страхе: «Аллах Всесильный, я потеряла рассудок, если осмелилась сказать такие слова. О, если они дойдут до Менгли…»

Но Эсфан-оглан как будто не обратил внимания на дерзость молодой женщины, огладил седеющую бородку и, глядя прямо в сверкающие сквозь чёрную сетку чадры глаза Михипир, произнёс:

– Это верно! Он не любит женщин. Всех! Кроме неё одной, кроме Нурсолтан.

Глава 9

Заряд зелья [56] , заряженного в пушку, не разорвался бы так оглушительно, как слова оглана в душе Михипир. Она беззвучно двигала немеющими губами, словно хотела ещё что-то добавить или спросить, но Эсфан-оглан, небрежно поклонившись, уже удалялся от неё.

На следующее утро Михипир наблюдала из узкого, похожего на щель окна отъезд крымского посольства в Казань. Солтан Менгли лично провожал Мазоф-бека и его людей. Он был очень взволнован, и это не укрылось от глаз ревнивой женщины.

56

Зелье (устар.) – порох.

– Это неслыханно! – Михипир топнула ножкой о каменный пол. – Он и в самом деле желает заменить этой женщиной весь свой гарем. Он наносит оскорбление не только мне, но и другим своим жёнам! Что скажет Кёнсолтан и Махдумсолтан?

Михипир задумалась, произнеся имена двух старших жён солтана Менгли, она невольно натолкнулась на удачную мысль. Она терпеть не могла соперниц по гарему, но никогда не сходила до свар с ними, считая их недостойными своего внимания. Теперь же из этих глупых гусынь можно было сделать достойных союзниц, объединившись с ними в борьбе против казанской «захватчицы». Бороться с соперницей чужими руками всегда предпочтительней, а в глазах солтана она останется

чистой и благородной. Решившись, Михипир поспешно накинула тёплое покрывало и отправилась в тёмный холодный коридор. Она направлялась в комнату старшей жены господина – Кёнсолтан. Михипир застала молодую женщину в покоях с малолетними детьми. Неуютную комнату почти на четверть занимал громоздкий камин, от которого пыхало жаром, но в дальнем углу покоев тепло уже не ощущалось. Ветер свистал в прохудившемся бычьем пузыре, натянутом на окно, задувал в комнату потоки холодного воздуха. Пламя свечей, вставленных в старый медный подсвечник, под порывами ветра угрожающе склонялось, каждый раз грозя погаснуть. Кёнсолтан – высокая худощавая женщина с неожиданно круглым лицом, узкими щёлочками чёрных глаз и пухлыми губами восседала на краю своего ложа, убаюкивая годовалую девочку. Двое мальчиков, пяти и трёх лет, укутанные одним одеялом, пытались отнять друг у друга политую мёдом ячменную лепёшку. Михипир скривила губы. Одного она не могла понять, как старшие жёны солтана могли опуститься до обязанностей нянек и пешекче [57] . Как сама Кёнсолтан, будучи старшей женой господина, могла безропотно нянчить не только своего пятилетнего сына Мухаммада и сына Махдумсолтан – Сеадета, но и дочь наложницы, скончавшейся при родах! Кёнсолтан подняла на Михипир глаза; от удивления широкие редкие брови старшей госпожи, которые она забыла насурьмить, поползли вверх.

57

Пешекче – повар.

– Младшая госпожа?

Удивлению Кёнсолтан не было предела. Михипир жила обособленной жизнью, и никогда, даже во время их проживания в Кырк-Ёре, не навещала старших жён солтана. По прибытии в замок Троки, Кёнсолтан попыталась привлечь младшую жену к работе в тяжёлом хозяйстве, доставшемся им. Но османка воспротивилась решению старшей госпожи. Она выбрала для себя самую удобную и тёплую комнату, с довольной улыбкой заявила гаремным слугам, что господин, навещая её, не должен терпеть неудобств. А когда старшие жёны вынуждены были отослать своих нянек и прислужниц на кухню и для работ, связанных с содержанием скота и уборкой обширного двора, Михипир заявила, что её служанки останутся при ней. Кёнсолтан, пылая гневом, впервые попыталась показать свою власть заносчивой младшей госпоже.

– Мы живём не в Кырк-Ёре, не в удобном дворце нашего господина, Михипир! В этом замке вместе с нами проживает сотня воинов, которых нужно кормить. Один только гарем состоит из пятидесяти человек вместе с евнухами и рабынями. Сегодня на кухню отправились работать даже наложницы. Госпожа Махдумсолтан взяла на себя нелёгкий труд распоряжаться ими, у неё тысяча дел и ей не помешала бы твоя помощь, Михипир.

– Моя помощь? О всемогущий Аллах, эта женщина сошла с ума! Чтобы я – дочь высшего вельможи турецкого султана спустилась в грязную дымную кухню! А что скажет наш господин, когда от его любимой жены станет пахнуть не амброй и розами, а палёными гусями?

Кёнсолтан закусила полную губу:

– Хорошо, младшая госпожа! Я сама помогу Махдумсолтан, хотя и у меня немало дел, но вы сейчас же отправите на кухню своих служанок! Я думаю, насурьмить брови и набелить лицо вы сумеете сама.

– И не подумаю, Кёнсолтан, – насмешливо протянула Михипир, любуясь свежим цветом своего лица в ручное зеркальце. – Мои служанки останутся при мне, даже если вы лопнете от злости!

Кёнсолтан растерялась. По своей натуре она была женщиной доброй и не склочной и сейчас не знала, как противостоять откровенной наглости младшей жены. Единственный, кто мог поставить зарвавшуюся выскочку на место, был их господин – солтан Менгли. Но Кёнсолтан никогда бы не осмелилась беспокоить его подобными мелочами. Солтану нелегко приходилось сейчас, и она, старшая жена, должна была сделать всё, чтобы незаметно снять часть груза с его плеч, а не нагружать мелкими склоками. И Кёнсолтан отступила, оставив Михипир жить так, как она того желала.