Нушич
Шрифт:
— А я-то представлял себе вас бог знает каким, — насмешливо продолжал Милан, оглядывая маленькую фигурку Бранислава. — Стихи пишете! Знайте же, что вы были так строго наказаны не потому, что нанесли мне тяжелое оскорбление, а потому, что вам в самом начале вашей деятельности необходимо было дать крепкий подзатыльник. Ведь вы только вчера закончили школу, сделали первый шаг в жизни и уже замахнулись не на стражника, не на министра, а на самого короля? Кого же вы будете в своей жизни бить потом, если начали с короля?! И что вам теперь от меня надо?
Король
— Кто вы такой и что вы такое, чтобы обсуждать поступки короля, которому старая женщина заменяла мать! Своим присутствием на похоронах я хотел выразить ей свою признательность! Кто вы такой, скажите, кто!
Милан I, известный своим сквернословием, замысловато выругался.
— Ваше величество, — решился вставить Нушич, — я пришел просить у вас разрешения поступить на государственную службу.
Король помолчал, потом смерил его взглядом и решительно сказал:
— Пока слово мое еще что-то значит в этой стране, места на государственной службе вы не получите!
Милан уже знал, что скоро ему придется отказаться от престола. Нушич этого еще не знал.
— Ваше величество, но вы же меня простили…
— Я не прощал вас!
— А я истолковал помилование как прощение, — продолжал настаивать Бранислав, как бы закрываясь этими словами от чувства безысходности, захлестнувшего все его существо.
— Помилование — это политический акт и больше ничего… Вы были случайно помилованы в числе других, — ледяным тоном отрезал король, дав понять, что аудиенция окончена.
Разумеется, смелому читателю хотелось бы, чтобы Бранислав, презрев заботу о хлебе насущном и собственной безопасности, бросил в лицо королю какие-нибудь дерзкие слова, которые окончательно закрепили бы его имя на скрижалях истории. Увы! Будем реалистами, каким был Нушич, неоднократно рассказывавший об этой аудиенции. А ведь разговор велся с глазу на глаз и прибавить что-нибудь от себя юмористу было легче легкого…
Приятели говорили Нушичу, что, по этикету, выходить надо пятясь и кланяясь. Поворачивавшийся за расхаживающим по кабинету королем Бранислав потерял ориентировку и, уклонившись от прямого пути к двери, наступил на дремавшего дога-телохранителя. Он очнулся под вскочившим псом, который разъяренно щелкал зубами. Король отогнал пса и помог Нушичу подняться. Происшествие развеселило Милана, и он стал расхваливать воспитанность и прочие достоинства своей собаки. Напряженность сняло как рукой. И на прощание король смилостивился:
— Скажите господину Чеде Миятовичу, что он может дать вам место, но не в Сербии, а за границей. Проведите-ка там несколько лет… может быть, отучитесь от политики.
Нушич получил место в министерстве иностранных дел. Но это было уже после отречения Милана I. В своей прокламации от 22 февраля 1889 года король жаловался на то, что силы его иссякли
А Браниславу Нушичу тоже предстояло надолго покинуть Сербское королевство.
И начать совершенно иную жизнь…
В Народном театре уже шли репетиции новой комедии «Протекция».
Нушич много пишет. Менее чем за два бурных года — «Листки», стихи, статьи и, наконец, две комедии. Казалось, неприятности и волнения только подстегивают его. Начатая в тюрьме «Протекция» завершена в блистательно короткий срок и вручена все тому же Шапчанину. Правительства приходили и уходили, а директор Народного театра оставался. Он был ловким политиком и вовремя повернул руль влево. Отечественные и реалистические пьесы хлынули на сцену, и с ними вошла в репертуар комедия Бранислава Нушича «Протекция». Премьера была назначена на 30 марта 1889 года.
Актерам комедия понравилась.
Провинциальный судья Аким Кукич с женой Саветой и дочерью Юлкой приезжает в Белград. Он хочет получить должность в столице, а Юлка — выйти замуж. Желательно «за гвардейского офицера в красных рейтузах». Провинциальный жених, еще только сдающий адвокатский экзамен, ее не устраивает. Она прелестна и глупа. (Ах, Милица Трзибашич, не ты ли причина едких нападок молодого драматурга на кокетливых и легкомысленных барышень, только и мечтающих поскорее выскочить замуж?)
У Акима Кукича есть и сын Светислав. Столичный журналист, он редактирует оппозиционную газету «Друг народа» и в каждом номере ее критикует министра, от которого зависит судьба Акима Кукича. Старый судья приходит в ужас, узнав, что его сын «коммунар». («Это Савета виновата… если мать ругает меня, председателя суда, то сын будет ругать министра».) Светислав пишет и передовицы, и фельетоны, и политические обзоры (приятные воспоминания о «Смедеревском гласнике») и бичует тех, кто «свои личные интересы ставит выше народного блага, кто бездушно черпает из бездны народных мук свое личное благополучие».
Это чистая риторика. Нушич узнал цену громким словам оппозиции. Политические схватки превращаются в фиктивные дуэли. Вроде тех, что бывали у буршей. Царапинам на лице не дают заживать — украшение! К тому же Светислав влюблен в дочь министра Драгиню.
Аким Кукич останавливается в Белграде у своего брата Манойлы, типичного белградца, который так и сыплет белградскими словечками и шутками. Оба они запирают Светислава в комнате, боясь появления в печати очередной громоподобной статьи «Торговля званиями и должностями», и Аким отправляется к министру за новой должностью, запасшись «протекцией», письмами родственников министра.