Нушич
Шрифт:
С досадой он приказал гавазу не стрелять и не поднимать флага. Разочарование было настолько велико, что Бранислав три дня отказывался взглянуть на девочку, но стоило ему впервые увидеть ее, как отцовское чувство нахлынуло на него и уже больше не покидало никогда.
Девочку он назвал Маргитой. В эпосе о битве на Косовом поле — это единственное женское имя. По преданию, «косовская девушка» после сражения поила раненых героев «водой из речки Ситницы». Крестным отцом ее был русский консул в Призрене — Акимович.
В следующем, 1895 году Даринка ждала
Вскоре она вернулась в Приштину. Бранислав часто работал в своем кабинете, поглядывая на сына, которого Даринка пристраивала в люльке возле его стола. Трудно представить себе более заботливого родителя, чем Бранислав Нушич. Он даже приучил своего любимого пса — «бернардинца» охранять детей, спавших обычно на втором этаже, в детской, и спускаться вниз всякий раз, когда кто-нибудь из них просыпался.
Нушич очень любил животных. В большом дворе консульства у него обитала всякая живность. Постепенно появились там корова, пони, теленок, жеребенок, осел, еж, черепаха, цапля, аисты, сойка, дрозд… Все они собирались у кухни в урочный час, когда Даринка или Бранислав появлялись в дверях с кормом. Нушич был противник дрессировки животных, жили они вольно. С жалостью раздавал их хозяин перед своим отъездом.
Весь 1896 год Бранислав провел в Приштине, выполняя прежние обязанности, пока его в конце года не заменили другим чиновником и не отправили в Солун (Салоники) принимать тамошнее консульство.
Солун весьма отличался от Приштины. Это был большой портовый город с торговыми дворами, гостиницами и даже сербской гимназией, находившейся в ведении консульства. В обязанности консульских работников входила также забота о древних сербских монастырях на Афоне.
Узкий длинный полуостров был прибежищем монашеской республики, насчитывавшей около двадцати больших православных монастырей и до семисот отдельных скитов — русских, греческих, болгарских, сербских…
На полуостров не допускались не только женщины, но и животные женского пола.
Нушич посетил крупнейший Хиландарский монастырь, основанный в XIII веке первым сербским королем Стефаном Первовенчанным и его братом Саввой, первым сербским архиепископом. В свое время Иван Грозный принял Хиландарскую обитель «под свою высокую руку», о чем свидетельствовала грамота, которую Нушич мог видеть в богатейшей монастырской библиотеке. У монахов-хиландарцев было свое подворье в Китай-городе, в Москве.
До монастыря, треугольного замка с башнями и бойницами, вознесенного на вершину высокой скалы, добраться было не легко. Нушичу запомнился подъем в своеобразном лифте, большом сундуке, который вытягивали веревкой. Наверху оказался ветхий старец, медленно крутивший ворот.
Храм монастыря был прекрасен — белый тесаный камень, мрамор, мозаика. Консулу показали известную в православном мире икону «Троеручицу».
Из Солуна Нушича перевели в Серез. Остатки древних зданий этого города напоминали о славном
Здесь в марте 1898 года Даринка родила еще одну дочь. Бранислав назвал ее Оливерой — так звали дочь царя Лазаря. Оливера прожила недолго. Нушич очень горевал. Письма его полны жалоб на свое несчастье.
Разбирая вместе с дочерью писателя Гитой Предич-Нушич его бумаги, я увидел листок с такой записью:
«Оливера, дочь моя, груда земли, под которой ты спишь вечным сном, пропитана сербской кровью и освящена сербской славой. Наверно, судьба хотела, чтобы меня с этой землей связывала не только любовь, которую я испытываю к ней, как серб, но и кровь сердца моего.
Эта связь, дочь моя, — твоя могила!
Твоя могила украшена гвоздиками и душистыми васильками. Гвоздики посадила твоя мать… васильки — отец…
Далеко мы тебя оставили. Но оставили не одну. Около могилы цветут гранатовые и лимонные деревья, малина и смоковница, вздыхают статные кипарисы; возле могилы течет быстрый ручеек, сбегающий с Врунда, а над могилой высоко вздымается кале — город, в котором правила царица Елена.
Всякий раз, когда мрачнеет небо Сербии, из тьмы веков появляется бледный лик этой благородной женщины. Она встает над развалинами, проходит сквозь обрушившиеся своды церкви св. Николы, в которой Душан провозгласил себя царем.
Тогда ее взгляд падает на твою могилу, дочь моя. Она тоже была несчастной матерью, могила ее дочери тоже далеко от нее.
Она хранительница твоей могилы, дочь моя, эта бледная благородная женщина».
После смерти дочери консул потерял интерес к служебным обязанностям и больше сидел за письменным столом, исписывал своим бисерным почерком листок за листком. Но то, что он писал, не имело к дипломатической службе никакого отношения.
Бранислава Нушича потянуло в Белград, поближе к театру, к журналам, к друзьям… И возвращаться он собирался не с пустыми руками.
Нушич пробыл на дипломатической службе почти десять лет, и все эти годы он пристально следил за тем, что происходило в Белграде, часто навещал свой родной город. По мнению его начальников, даже излишне часто.
Короля Милана, отрекшегося от престола в пользу сына, старались держать подальше от Сербии. На его заграничные эскапады тратили громадные деньги, беря ссуды в русском Волжско-Камском банке. Но он все равно вернулся.
В ночь на 2 апреля 1893 года его семнадцатилетний сын Александр после торжественного приема при дворе приказал дворцовой страже арестовать регентов и министров и объявил себя совершеннолетним. Он обещал народу свободу и справедливость. А также восстановление добрых отношений с Россией. Народ ликовал. Молодой Йован Скерлич, будущий знаменитый критик, приветствовал его стихотворением «Отцу отечества», в котором прославлял «молодого государя, могучим голосом возвестившего вольность».