Нутро любого человека

Бойд Уильям

– Маунтстюарт нуждается в бремени, – ответил Х-Д.

– Сказал он, когда у верблюда сломалась спина, – добавил я.

Они рассмеялись, и я на миг ощутил себя до нелепого довольным, утонченным, – сумевшим рассмешить этих взрослых людей, как будто я им ровня, – а следом меня пронизало теплое чувство к Х-Д, к ироничному, отстраненному интересу, который он ко мне проявляет. Возможно, он прав: только в таких отношениях и может состоять школьный учитель со своим подопечным – стимулирующих, провоцирующих, испытующих, но при всем том искренних.

И Боже, какое же сильное впечатление произвела на меня Цинтия Гольдберг! Х-Д ушел

за хересом, и она предложила мне сигарету. Я почти решился принять ее, но все-таки отказался, сославшись на то, что это против школьных правил.

– Вы не разрешаете мальчикам курить? – спросила она, когда вернулся Х-Д. – Бедный Логан говорит, что это запрещено.

– Бедный Логан и так курит достаточно. Вот...

Он вручил мне стакан светлого хереса. Потом поднял в знак поздравления свой и объяснил насчет именной стипендии Джизуса. Мы чокнулись. Цинтия, насмешливо прищурясь, сказала:

– Так он еще и умный, к тому же.

Вечер получился волшебный. Х-Д курил трубку, Цинтия – свои сигареты, а я, пока мы болтали о том, о сем, выпил три стакана хереса. Позднее солнце подсвечивало с тылу свежую листву яблонь, обращая ее в сияющую, лимонно-зеленую; над нашими головами проносились, снижаясь и сворачивая, стрижи. Цинтия Гольдберг – концертирующая пианистка, «бедная и голодающая», сказала она. Я нахожу ее бесконечно, волнующе прекрасной – интеллигентной, светской, одаренной. О, что же это за мир, в котором живет Цинтия Гольдберг! Во мне разгорается ревность к Х-Д, – к тому, что он знаком с нею, что она составляет часть его жизни. (Они любовники? Может ли это быть?). И что запомнит она из нашей встречи? Скорее всего, ничего. Кто? Маунт-как? А, школьник. Школьник. Иисусе-Христе, поскорей бы уже началась моя настоящая жизнь, – пока я не умер от скуки и разочарования.

Пятница, 23 мая

Питер, который вот уже несколько недель не виделся с тоскующей Тесс, наконец ухитрился наладить с ней связь. Они оставляют друг дружке записки за расшатавшимся кирпичом старого воротного столба. Питер пытается договориться с ней о свидании где-нибудь подальше от Абби, чем дальше, тем лучше, и мы, посовещавшись все вместе, надумали, что самое лучшее – устроить его во время ночных учений, которые, согласно Тоузеру, состоятся в лесу под Рингфордом. Бен порасспросил школьного садовника, прежде жившего в Херингаме, и тот сказал, что в Рингфорде есть хороший паб под названием «Ягненок и Флаг». И Питер оставил в воротном столбе записку, в которой просил Тесс встретиться с ним в «Ягненке и Флаге» 4 июня в 9.30 вечера. Питер пригласил на встречу и нас, – по моему мнению, с его стороны это неуместная вежливость, но тут уж ничего не попишешь.

Забыл упомянуть, вчера состоялся школьный спектакль. «Вольпоне» – полный кошмар. Касселл сказал, что получил место в Крайст-Черч, – возможно, в Оксфорде все-таки будет не так уж и скучно.

Четверг, 29 мая

Сержант Тоузер, да благословят его небеса, отвел нам в ночных учениях роль упоительно праздную: шестерым из нас предстоит охранять сигнальную будку на ведущей в Рингфорд железнодорожной ветке – где-то на левом фланге линии обороны Абби. Нашим отделением командует малый по фамилии Кроухерст-Джойс (капрал), другие двое – пятиклассники из Суинтона, по мнению Бена, вполне сговорчивые, вот, правда, Кроухерст-Джойс

меня несколько беспокоит, в нем слишком много воинственного пыла, не думаю, что его легко удастся подбить на служебное преступление. Возможно, улизнуть нам будет не так уж и просто.

Сегодня на строевой сержант Тоузер вытворял черт знает что. Абби предстоит оборонять символический склад боеприпасов, который попытается захватить Сент-Эдмундс. Тоузер разочарован тем, что ему выпала роль атакуемого, но, как он то и дело повторяет – с таким видом, будто сам эту аксиому и выдумал, – «Нападение есть лучший способ защиты». Тайным оружием Абби, настаивает он, станет агрессивное патрулирование; оно позволит нам остановить врага как можно дальше от наших позиций, он к ним и приблизиться-то не сможет.

– Насколько «агрессивное», сэр? – с должным рвением осведомился Бен.

– Придется проявлять инициативу, Липинг.

– Как – даже в миле от наших позиции?

– Цель в том, юноша, чтобы посеять смятение в рядах врага.

– Тогда чем раньше наш агрессивный патруль схлестнется с ним, тем лучше.

– Быстро схватываете, Скабиус.

Мы продолжали этот треп минуту-другую, – ради Кроухерст-Джойса и прочих, – стараясь поосновательнее утвердить идею агрессивного патрулирования в их головах.

Четверг, 5-е июня

Все шло как по маслу – поначалу. После завтрака мы прошлись в параде, затем получили винтовки и по десять холостых патронов на каждого. Затем мистер Грегори, имевший в своем в мундире вид воистину жалкий (как он вообще попал в капитаны?), прочел нам лекцию относительно важности предстоящего. «Это не игра, – то и дело повторял он. – Может наступить день, когда вас, ребята, призовут сражаться за вашу страну. И тогда то, чему вы научитесь здесь, сослужит вам великую службу». И наконец, нас отвезли автобусами в Рингфордский лес, оказавшийся смесью дубовых и ильмовых рощиц, пустошей, поросших меленьким вереском, и совсем недавних хвойных посадок.

Отделение сигнальной будки ссадили с автобуса у железной дороги. Сама будка стояла на высокой насыпи, с которой открывался обширный вид на лежащую к югу местность – оттуда должны пойти в наступление войска Сент-Эдмундса. Полученные нами инструкции сводились к тому, что если мы заметим какую-либо активность со стороны этих войск, то должны будем послать вестового на базу, после чего на перехват вражеских сил будет выслан агрессивный патруль. Того ради Кроухерст-Джойсу был выдан бинокль.

Вторая половина дня и вечер выдались прохладными, облачными. Мы залегли на насыпи (стрелочник с веселым любопытством поглядывал в нашу сторону, а после принес нам чаю), один из нас постоянно озирал в бинокль окрестные поля и рощи. Изучив выданную нам карту, мы установили, что до Рингфорда и, соответственно, «Ягненка и Флага» всего полчаса ходьбы.

Около 7.30 – едва-едва начало смеркаться – Бен, в это время смотревший в бинокль, сообщил, что заметил какое-то движение на опушке ильмовой рощицы. Кроухерст-Джойс подполз к нему и приставил бинокль к глазам.

– Ничего не вижу, – сказал он.

– Нет, точно, – стоял на своем Бен, – там было человек десять. Показались на секунду, не больше.

– Я готов сходить и проверить, – вызвался я.

– Один ты идти не можешь, – сказал Питер. – Я пойду с тобой.

– Пойдем втроем, – сказал Бен. – Я покажу вам точное место.