Нужные вещи (др. перевод)
Шрифт:
Мистер Гонт согнул палец в призывном жесте. Она снова почувствовала движение в серебряном шаре — на этот раз еще отчетливее, — и боль прошла.
— Ты же не хочешь вернуться к прежнему состоянию? А, Полли? — мягким шелковым голосом спросил мистер Гонт.
— Нет! — воскликнула она. Ее грудь судорожно вздымалась в такт неровному дыханию. Руки принялись совершать какие-то странные моющие движения, а испуганные глаза панически впились в мистера Гонта.
— Знаешь, все может стать еще хуже. Согласна?
— Да! Да, согласна!
— И никто тебя не понимает. Даже
Она покачала головой и заплакала.
— Делай, как я скажу, Полли, и тебе не придется больше так просыпаться. Даже более того: делай, как я скажу, и если кто-нибудь в Касл-Роке разнюхает, что твой ребенок сгорел заживо в сан-францисской меблирашке, то он узнает об этом не от меня.
Полли издала долгий, хриплый вой — крик человека, безнадежно запутавшегося в мучительном кошмаре.
Мистер Гонт улыбнулся:
— Ад — это не только черти и раскаленные сковородки, да, Полли?
— Откуда вы про него знаете, про ребенка? — прошептала она. — Никто не знал. Даже Алан. Я сказала Алану…
— Я знаю, потому что знать — это мой бизнес. А его бизнес — подозревать. Алан никогда не верил в то, что ты ему сказала.
— Он сказал…
— Я уверен, он говорил много чего интересного, но он не верил тебе. Женщина, которую ты взяла в няньки, была наркоманкой. Это была не твоя вина, но последовательность событий, приведшая к трагическому концу, несомненно, явилась следствием личного выбора. Твоеговыбора, Полли. Девчонка, которую ты наняла, чтобы присматривать за Келтоном, укололась и выбросила сигарету — или косяк — в мусорную корзину. Она была пальцем, который нажал на курок, но ружье было заряжено твоей гордостью, твоей неспособностью склонить голову перед родителями и другими достойными людьми Касл-Рока.
Полли разрыдалась еще сильнее.
— Разве девушке нельзя сохранить свою гордость? — мягко спросил мистер Гонт. — Когда все остальное пойдет прахом, разве нельзя ей сохранить хотя бы это,последнюю монету, без которой ее кошелек будет уже совершенно пуст?
Полли подняла свое залитое слезами лицо, и теперь оно было упрямым и твердым.
— Я думала, что это только мое дело, — сказала она. — Я и теперь так думаю. Если это гордыня, то что с того?
— Да, — сказал мистер Гонт. — Это слова победителя… Но они же пытались тебя вернуть, да? Твои родители? Наверное, это было не слишком приятно — тем более с ребенком, который служил бы им постоянным напоминанием о позоре, да и в таком болоте, как этот ваш городишко, добропорядочные обыватели уж непременно бы стали чесать языки… но ты все же могла бывернуться.
— Да? И всю жизнь потом биться, пытаясь выбраться из-под материнского каблука?! — выкрикнула она яростным, некрасивым голосом, не имевшим ничего общего с ее обычным голосом, мягким и тихим.
— Да, — сказал мистер Гонт. — И ты осталась там, где осталась. У тебя был Келтон, у тебя была твоя гордость. А когда Келтон погиб, у тебя все еще оставалась гордость. Не так ли?
Полли
— Этаболь сильнее, чем артрит, я неправ? — спросил мистер Гонт. Полли кивнула, не поднимая головы. Мистер Гонт заложил свои уродливые, длиннопалые руки за голову и заявил философским тоном: — Вот оно, человечество! Какое благородство! Какая готовность жертвовать собой… нет, не собой, а другими!
— Не надо! — простонала она. — Пожалуйста, не надо!
— Это ведь секрет, Патрисия?
— Да.
Он коснулся ее лба. Полли издала сдавленный стон, но не отшатнулась.
— Это еще одна дверь в ад, которую ты не хотела бы открывать?
Она снова кивнула, не поднимая головы.
— Тогда делай, как я говорю, Полли, — прошептал он. Убрав ее руки от лица, он начал их гладить. — Делай, как я говорю, и держи язык за зубами. — Он пристально всмотрелся в ее мокрые щеки и подпухшие, красные глаза. Легкая тень отвращения скользнула по его губам. — Не знаю, что меня раздражает больше: плачущие женщины или смеющиеся мужчины. Вытри лицо, черт подери.
Полли медленно вынула из сумочки платок и вытерла глаза.
— Вот и славно, — сказал Гонт, вставая. — Сейчас я отпущу тебя домой, Полли; тебе есть чем заняться. Хочу лишь сказать, что иметь с тобой дело было сплошным удовольствием. Я всегда наслаждаюсь, работая с дамами, сохранившими в себе каплю гордости.
12
— Эй, Брайан, хочешь посмотреть фокус?
Мальчик на велосипеде резко вскинул голову, ветер отбросил волосы у него со лба, и на лице Брайана Алан увидел безошибочное выражение: чистый и неподдельный ужас.
— Фокус? — дрожащим голосом спросил мальчик. — Какой фокус?
Алан не знал, чего так боится ребенок, но он понял одно: его магия, на которую он всегда полагался при работе с детьми, когда нужно было разбить лед, сегодня по какой-то причине совершенно не годилась. Лучше поскорее с этим разделаться и начать все сначала.
Он вытянул левую руку — ту, на которой часы, — и улыбнулся бледному, напряженному, насмерть напуганному Брайану.
— Вот смотри, в рукаве у меня ничего нет и рука у меня не искусственная. А сейчас… престо грандиозо!
Алан медленно провел правой ладонью по левой руке, ловко выхватив пакетик большим пальцем из-под ремешка часов. Сжав руку в кулак, он оторвал почти микроскопическую петельку, которая не давала пакетику раскрыться. Потом хлопнул в ладоши, развел их, и там, где не было ничего, кроме воздуха, расцвел большой букет аляповатых цветов из жатой бумаги.
Алан проделывал этот трюк сотни раз и с чистой совестью мог считать этот раз не самым худшим, но ожидаемого эффекта — мгновение оторопелого удивления, за которым следует улыбка, состоящая на треть из изумления и на две трети из восторга, — не последовало. Брайан лишь мельком глянул на букет (в его взгляде читалось громадное облегчение, как будто он ожидал намного менее приятного сюрприза) и снова уставился на Алана.