Нужные вещи (др. перевод)

Кинг Стивен

Времена изменились; изменились методы, даже лица. Но когда эти лица в чем-то нуждались, они становились совершенно одинаковыми и были похожи на морды овец, потерявших пастуха, и именно в таких ситуациях он чувствовал себя почти как тот, прежний бродячий торговец, стоя не за изящным кассовым аппаратом фирмы «Свида», а за простым деревянным столом, выдавая сдачу из сигарной коробки и продавая раз за разом одну и ту же вещь.

Товары, так привлекавшие жителей Касл-Рока — черный жемчуг, святые реликвии, цветное стекло, курительные трубки, старые сборники комиксов, бейсбольные карточки, антикварные

калейдоскопы, — все это исчезло. Мистер Гонт приступил к своему настоящемубизнесу, а настоящий бизнес всегда одинаковый. Продаваемый им товар несколько видоизменился за эти годы, как и все вокруг, но изменения были поверхностными — просто другая глазурь на том же темном и горьком пироге.

В самом конце мистер Гонт всегда продавал оружие… и его всегда покупали.

— Спасибо, мистер Варбертон! — говорил мистер Гонт, принимая пятидолларовую бумажку у чернокожего уборщика. Взамен Эдди получил один из автоматических пистолетов, привезенных Тузом из Бостона.

— Спасибо, мисс Милликен! — Он взял у нее десятку и вернул восемь долларов сдачи.

Он брал с них ровно столько, сколько они могли заплатить, — не больше и не меньше. От каждого по способностям, гласил принцип мистера Гонта, не говоря уже о том, что каждому по потребностям, потому что у всех у них были потребности, и он пришел, чтобы дать им то, что им было нужно,заполнить их опустошенность и утолить их боль.

— Рад видеть вас, мистер Эмерсон!

Ох, как же он это любил, просто-напросто обожал вести дела по старинке. А дела шли — лучше не бывает.

2

Алана Пангборна не было в Касл-Роке. Пока репортеры и полиция штата толпились в одном конце Главной улицы, а Лиланд Гонт занимался выносной торговлей в другом, Алан сидел в ординаторской блумеровского корпуса больницы Северного Камберленда в Бриджтоне.

Корпус Блумера был маленьким — всего четырнадцать палат, — но недостаток места с лихвой компенсировался буйством красок. Стены процедурных были выкрашены во все цвета радуги. В ординаторской с потолка свисала люстра, обвешанная качающимися разноцветными птицами.

Алан сидел перед громадной фреской-мозаикой из иллюстраций к стихам Матушки Гусыни. На одном из фрагментов был изображен человек, перегибающийся через стол и протягивающий что-то маленькому мальчику, видимо, деревенскому, вид у которого был одновременно испуганный и восхищенный. Что-то в этом рисунке сильно зацепило Алана, а в голове всплыл обрывок детского стишка:

Саймон-простачок вышел за порог И встретил Пирожника с листком подорожника, Который шел с корзиной на базар. — Саймон, дружок, возьми пирожок, — Воскликнул Пирожник, сжевав подорожник, — Пожалуйста, отведай мой товар!

Руки Алана покрылись гусиной кожей — маленькие бугорки, как капельки холодного пота. Он не понимал, в чем дело, но ничего удивительного в этом не было. Никогда в жизни Алан не был так потрясен, так напуган, так сильно растерян, как

сейчас. То, что творилось в Касл-Роке, полностью выходило за рамки его понимания. Сегодня днем все стало предельно ясным: весь город, казалось, слетел с катушек, — но случилось-то это не вдруг, все началось раньше, гораздо раньше. Он не знал, в чем причина, но теперь понял, что Нетти Кобб и Вильма Ержик были только первыми ласточками.

И его очень пугало то, что творилось в городе — что творится там прямо сейчас,пока он сидит тут и думает о Саймоне и Пирожнике.

По коридору, заставленному игрушками, грациозно покачивая бедрами и поскрипывая изящными туфельками, прошла медсестра, мисс Хендри, как было указано на маленькой табличке, приколотой к ее халату. Когда Алан приехал в больницу, в этом коридоре играли, вопя друг на друга и обмениваясь кубиками и игрушечными машинками, с полдюжины ребятишек, некоторые были в гипсе и повязках, некоторые — частично облысевшие. Наверное, из-за химиотерапии, решил Алан. Теперь было время обеда, и они разошлись — кто в кафетерий, кто по палатам.

— Как он? — спросил Алан у мисс Хендри.

— Без изменений. — Она смотрела на шерифа спокойным взглядом, в котором, однако, проскальзывала враждебность. — Спит. Он и долженспать. После такого-то шока.

— Что слышно от родителей?

— Мы позвонили отцу на работу в Южный Париж. Но не застали, он уехал на строительные работы где-то в Нью-Хэмпшире. Оттуда он сразу поедет домой, как я поняла, и, когда он доберется до дому, его проинформируют. Это будет часов в девять, так мне сказали, но заранее точно не скажешь.

— А мать?

— Не знаю, — сказала мисс Хендри. Враждебность в ее взгляде проступила сильнее, но теперь она относилась уже не к Алану. — Я туда не звонила. Знаю только то, что вижу: здесь ее нет. Этот ребенок увидел, как его старший брат совершил самоубийство, и хотя это случилось дома, матери здесь все еще нет. А теперь простите меня, мне надо еще развезти лекарства.

— Да, да, конечно, — пробормотал Алан. Она уже развернулась, чтобы уйти, и тут он вскочил. — Мисс Хендри?

Она обернулась. Ее взгляд был все таким же спокойным, но приподнятые брови выдавали сдерживаемое раздражение.

— Мисс Хендри, мне очень нужно поговорить с Шоном Раском. Это крайне важно.

— Да? — Ее голос заморозил бы и извергающийся вулкан.

— Что-то… — Алан вдруг вспомнил Полли и запнулся. Кашлянув, он продолжил: — Что-то происходит у нас в городе. Мне кажется, что самоубийство Брайана Раска тоже имеет к этому отношение. И еще мне кажется, что Шон Раск может дать мне ключ к разгадке.

— Шериф Пангборн, Шону Раску всего семь лет. И потом, если он что-то знает, почему тут нет других полицейских?

Других полицейских,подумал он. Она имеет в видуквалифицированных полицейских. Таких полицейских, которые не расспрашивают одиннадцатилетних мальчишек на улице, после чего эти мальчишки приходят домой и кончают с собой.

— Потому что у них и так забот полон рот, — ответил Алан. — И еще потому, что они не знают наш город так, как его знаю я.