Нужным быть кому-то
Шрифт:
Были тут и разудалые цыгане, крупногабаритные, явно Шишкинской породы, цыганки и цыганята, все нарумяненные и ярко накрашенные. Вся эта гомонящая пестрая толпа ввалилась под аккомпанемент двух гитар, трех бубнов, одного баяна и балалайки.
– Ай нэ-нэ-нэ...
– пели цыгане, а вперед вышла статная широкоплечая цыганка, с большой грудью, размера восьмого и, поведя плечом, с подвываниями запела:
"В час вечерний в день веселья,
Собрались мы всей толпой
На прекрасный де-ень ро-о-ожденья
Нашей Тани до-о-орого-о-ой!"
Цыгане
"Таня, Таня, Танечка, Танечка,Танюшка
Добрая, красивая...самая люююбимая!!"
Из-за спины цыганки важно выплыли две мелкие цыганочки с подносом, на котором стоял бокал, размером с поллитра, тут же раздался хлопок, в потолок полетела пробка... А самый крупный цыган налил полный бокал шампанским и с поклоном поднёс его Макаровне.
Все цыгане слаженно запели: -Пей до дна!
– сидящие за столами подхватили, и под такое хоровое пение баба Таня выпила шампанское и, озорно взглянув на цыган, с размаху швырнула его в пустой дальний угол, брызнули осколки, и все захлопали и заорали:
– На счастье!!
Тут же зазавучала "цыганочка" и цыгане начали плясать... это было фееричное зрелище. Плясали истово, особенно лихо получалось у детишек и цыганки с большим бюстом, та умудрялась и плечиками потрясти и частушки петь:
"Есть гитара у меня
Шаровары красные
Полюбил Татьяну я
Ох, огнеопасную!"
Дальше дружно шел общий припев:
– Цыганочка ока-ока, цыганочка черноока, цыганочка черная, погадай!
– Цыганочка Аза, Аза,кому раз кому два раза, а кому ни разу не дала...- тишина и дружное, -...поцеловать!
Солистка, забывшись в танце, начала поднимать юбки и за столами начали откровенно ржать, из под шикарных юбок показались не менее 'шикарные ножки'... явно сорок какого-то размера. А та всё поддавала жару, отплясывая и тряся бюстом... и тут одна грудь выскочила из большого выреза кофты и отлетела к столу....
Шустрый дед Аникеев, тут же подскочив, схватил её:
– От это грудя!!
– Он подбежал к цыганке, которая оттопырив край кофточки уже ждала его, засунул грудю в вырез, положил голову на грудь и сказал-:
– Всё, Танька! Меняю я тебя, это ж смотри какая подушка, почивать на ей как царевич-королевич буду!
Цыганка смачно поцеловала его в лысину, оставив красный отпечаток на лысине, и опять цыгане плясали и пели, напоследок спев хамскую частушку:
"Мимо нашего окна пронесли покойника
У покойника стоит выше подоконника!
– по одному начали плавно уходить из зала, солистка же напоследок села на шпагат, вызвав много восторга и криков -Браво!- низко кланялась и придерживала бюст.
Народ смеялся, многие вытирали слезы от смеха. Опять встал старшенький, Петр, теперь ему позволили поздравить мамулю, в зал по одному входили Шишкины, строго по очереди поздравляя бабу Таню: Людмилка, Федяка, Еленка. Все расцеловывали мамку, с большим букетом к матери подходил Колька:-
– А чего это, Татьяна
– раздался мужской голос. У входа стоял ещё один Шишкин, ниже братьёв сантиметров на десять и не такой крупный, он не казался мелким, судя по всему, мужик был из породы худощавых, но жилистых, обличьем же он походил на бабу Таню.
– Сынок! А то я думаю, что-то грудастая цыганка мне кого-то напоминает?
– ахнула баба Таня, и как молоденькая девочка, тут же подскочив, полетела через весь зал к нему. Тот поймал её и как пушинку закружил вокруг себя:
– Мамуля моя!!
– Ну вот, - проворчал Колька, - всегда Мишук-сынок, а Кольке вечно одни шишки...
Подождав, пока Мишук осторожно поставит бабу Таню на пол и расцелуется с ней, Колька полез обниматься:
– Наконец-то явился!
– от души хлопая того по плечу, Колька облапил брата.
Старшенький же сказал: -Ну всё, Мишка здесь, теперь веселья через край будет!
Дружно налили из графинов, стоящих вперемешку с бутылками водки и вина, как-то все гости предпочли калиновку из графинчиков, и понеслось... За столами усидели не долго, сначала зазвучал вальс, и все Шишкины сыновья, по очереди, начали танцевать с бабой Таней её обожаемый вальс, после сынов пошли взрослые внуки, и когда отзвучала музыка, счастливая и раскрасневшаяся баба Таня поклонилась всем гостям.
– Вот такая я богатая и счастливая, вальс танцевать могу весь вечер, кавалеров дополна. А ты, Васька, изменщик коварный, более мне не жених! Променял меня на грудя!
Дед Аникеев, выпятив впалую грудь, отважно сказал: -Не, Танька, тама мягше и больше!
– Ты лысину-то протри, напугаешь кого кровавым поцелуем...
– А теперь, - взял микрофон Ванюшка, - наша семейная, многолетне-любимая песня...
Все многочисленные Шишкины собрались вместе и грянули:
"Виновата ли я, виновата ли я..."
Дед Аникеев, не выдержав, пустился в пляс, его поддержали Сара с Кларой, за ними вылетела Феля (на которую, вытаращив глаза, уставился Игнатьич,) к Феле поскочил Лёха. Тут же рядом запрыгали дети и через пару минут отплясывали все. Без перехода грянула 'Цыганочка', тут уж кто во что горазд отплясывал... Где-то в толпе выкидывал коленца Игнатьич, павой выписывала круги вокруг него Феля, кружила вокруг своего Калины и папы Валюшка. Уморившись, присели утомленные Сара с Кларой, выдохся дед Аникеев...
– Пока передых...
– выключил музыку Ванюшка, - да и калиновка не вся выпита.
Мишук, увидев раскрасневшуюся Валю, громко воскликнул: -О, невеста моя здесь.-
– А где же мне быть, изменщик коварный? -Чтой-то я изменщик?
– Клятву-то давал жениться, а сам... Ритку Володину обхаживать начал...
– Не помню про клятву, - хитро усмехнулся Мишук.
– У меня, вон, два свидетеля имеются-Ванька и Колька... -Согласно статье 51 они не могут быть свидетелями, да и по молодости лет....