Нужный

Агишев Руслан

— И еще лаялся на нее срамными словами. Говорил, что все лицо ей изрежет, если с ним не пойдет. Я ведь выше по лестнице был и все хорошо слышал, — взгляд у гимназиста при этом стал каким-то шальным, отчаянным, словно он решался на что-то. — А после стал лапать ее. И здесь, и здесь! Прямо по всему телу…

Через некоторое время выпроводив из кабинета и этого ученика, директор обвиняющим взглядом уставился на Рафи. И смотрел так, словно на какое-то животное.

— Я сейчас сниму трубку телефонного аппарата, — мужчина показал на массивный аппарат, больше напоминавший какой-то агрегат из зеленоватого малахита

и бронзы. — И попрошу меня связать с полицейским участком, а может быть и с жандармским управлением. После этого здесь такое начнется, что тебе даже не снилось.

Сжав губы, Рафи ждал. Судя по всему, сейчас последуют какие-то варианты. Иначе телефонную трубку давно бы уже сняли и вызвали «кавалерию».

— Но мне легче тебя просто вышвырнуть сначала из кабинета, а потом и из стен моей гимназии, которую ты опозорил, — при этих словах у окна снова зашевелился классный надзиратель. Похоже, у того уже давно кулаки чесались. Вон как его дергает. Ждет — не дождется, чтобы нужное указание дали. — А, знаете, господин Мирской, пожалуй, я проявлю христианское милосердие. Вот вам лист и перо.

Директор подвинул в сторону парня пару белых листов бумаги и красивое перо с чернильницей.

— Пишите о своем желании покинуть наше учебное заведение. Я тут же удовлетворю ваше ходатайство, после чего и вашего духа здесь не должно быть. Садитесь.

Показал на стул с высокой спинкой.

— Чего медлим? Не понимаете, что вас ждет в противном случае? Позвольте напомню, — директор сделал шаг ближе и навис над Рафи. — Во-первых, за нарушение правил внутреннего распорядка вы будут исключены из гимназии с позором и в дальнейшем будут пожизненно лишены права обучаться в учреждениях, подобных нашему. Во-вторых, ваше дело будет рассматриваться на заседании дворянского собрания города, которое наверняка выйдет с прошением на высочайшее имя о вашем исключении из благородного сословия. И, будьте покойны, прошение будет обязательно удовлетворено. В-третьих, само происшествие может быть квалифицировано как полноценное посягательство на жизнь и достоинство особы благородного сословия. А это минимум каторга даже в случае вашего возраста. В таком случае вам ничего не поможет: ни ваши заслуги с медалями, ни знакомства. Кстати, вы ведь осведомлены, кем является отец девицы, на которую вы напали? Неужели нет? Тогда вам тем более нужно писать прошение об исключении из гимназии и бежать отсюда со всех ног. Ее батюшка его высокопревосходительство имперский министр Ванников. Вот так-то!

Рафи внезапно почувствовал, что ему нужно не просто присесть на краешек стула, а сесть по-настоящему. Появилась некоторая слабость в ногах. Слишком уж живо и реалистично все «разложил» директор, нарисовав такую картинку, что из него моментально весь «пофигизм» вышел.

— Дошло теперь? — во взгляде директора явно читалось уже не презрение, а гадливость. Мол, гнилым вы оказались, молодой человек. Нагадили, а отвечать испугались. Сбежать решили. — Или мне все же снять трубку телефонного аппарата?

Взяв перо, Рафи застыл. Все было ясно, как Божий день. С этой девахой и ее вывихнутой ногой его «развели», как младенца. Все было проделано так просто, эффективно и с выдумкой, что даже завидно стало. На пустом месте против него «состряпали» самое настоящее уголовное дело.

— Сук… — едва слышно выдохнул он сквозь

сжатые зубы.

Кончик пера, нырнув в чернильницу, снова застыл, только уже в самой середине чистого листа.

Рафи понимал, что здесь было «не его поле». Тут действовали правила, против которых в одиночку и особенно чужому не вытянуть. Не его лига.

Все внутри него говорило: сейчас нужно отступить, пока есть такая возможность. Отступить и затаиться, чтобы лучше изучить своего врага. После же, когда представиться подходящий момент, ударить. Хороший ведь план.

— Хорош… — процедил парень, чувствуя мерзкий осадок внутри.

И Рафи уже был готов писать это проклятое прошение, чтобы его исключили из рядов гимназистов. Уже смог убедить себя, что это самый хороший ход в этих условиях. Ведь, ему удастся с минимальными потерями выбраться из очень опасной ловушки.

Только все «карты спутал» классный надзиратель, видимо, окончательно потерявший терпение. Похоже, решил, что столь долгое и выразительное промедление — это такая форма издевательства. Мол, показывает им, что ни во что их не ставит.

— Он еще скалится?! — едва не задохнулся от возмущения надзиратель, приняв оскал на кубах парня за ухмылку. — Михаил Валентинович, вы с ним по-человечески, а он… Я сейчас собственноручно выброшу эту дрянь на улицу! Слышишь? Выброшу туда, где тебе самое место! В грязь, под забор! Чтобы своей неумытой рожей пропахал…

Зря он так сказал.

Зря «набычился».

Зря «призвал» магию, чтобы выпроводить парня из кабинета.

Ведь, Рафи уже согласился. Он почти смирился с тем, что ему нужно отступить. Почти убедил себя, что так будет правильнее, безопаснее и, главное, эффективнее для его планов.

* * *

Никто толком так и не понял, что тогда случилось в кабинете у директора. Обоих гимназистов — Вишневского и Карпова — уже давно выпроводили из приемной в коридор, где они тут же попали в оборот сгорающих от любопытства гимназистов. Из сразу же отвели в сторону, где потише, и со всех сторон обступили, чтобы все услышать из первых уст. Делопроизводитель же, остававшаяся в приемной, ничего никому не рассказывала. Хотя ей-то точно все было известно.

* * *

Фелиса Мартовна, делопроизводитель или секретарша по-простому, уже приготовила нужную папку с делом этого негодяя Мирского. Вот она лежала прямо на самом краю стола, чтобы ничего не нужно было искать. А то, что она в самом скором времени непременно понадобиться, она ни капли не сомневалась.

— Непременно! — безапелляционно повторила она второй или даже третий раз, вторя своим мыслям. Больно уж ей нравилось это слово свой строгостью, резкостью. — Непременно понадобится.

Не было никаких сомнений, что через несколько минут этого отвратительного мальчишку выведут отсюда. Она прекрасно видела, какое было негодующее выражение лица у господина Вольфа. Чувствовалось, что классный надзиратель едва сдерживался, чтобы не сделать это собственноручно. А такое, слышала она, он уже не раз проделывал с отъявленными хулиганами. Брал за шиворот, как новорожденных котят, и спускал с крыльца гимназии.

— Непременно выпроводит! Он ведь весьма силен, — ее мысли вдруг перешли к фигуре самого классного надзирателя, которая был на удивлении хороша. — Плечи и руки…