Няка
Шрифт:
– Знаешь, у меня тоже очень плотный график. Тем не менее, я нахожу время, чтобы в ущерб своему сну решать твои проблемы. Да-да, именно твои… Мы с Алинкой намерены пристально следить за расследованием этого ЧП и освещать в прессе каждый чих и пук. Завтра выйдет моя первая статья. И если ты не хочешь, чтобы твое имя всплыло в моих корреспонденциях, давай колись, что тебя связывало с Кибильдит. А то… Ты ведь у нас в Госдуму баллотируешься?
– Баллотируюсь? – усмехнулся Стражнецкий. – Можешь считать, что я уже в Госдуме… Но откровенно говоря, планы у меня были более глобальные. И Уля могла бы помочь мне их осуществить.
И, не спеша раскурив сигару,
Косте исполнилось 36 лет. Смазливость молодых лет переродилась в утонченную породистую красоту. Вредные привычки, которым он всегда воздавал должное, не переходили в пороки. Он мог бы считать, что жизнь полностью удалась. Когда его сверстники на последнем издыхании выплачивали ипотеку, в качестве глобальных планов замышляли покупку в кредит «Форд Фокус» и были весьма довольны отдыхом в Хургаде, Стражнецкий был свободен от подобных терзаний. Не имея тяги к технике, он пользовался услугами личного водителя, который дважды в неделю возил его в респектабельный СПА-салон для джентльменов «Лева Задов». В их апартаментах можно было оборудовать вертолетную площадку: два года назад они с Катюшкой выкупили у соседей квартиру и вдвое увеличили свою жилплощадь. Их дети с пеленок вели насыщенную светскую жизнь. По понедельникам, средам и пятницам у Ромы и Еремы были занятия в конной школе (тренера и лошадей выписали из Германии), по вторникам – итальянский, по четвергам – английский, а в субботу – школа этикета. То, что в свои пять лет мальчики знали на двоих десять букв, никто не считал поводом для беспокойства.
Словом, бытие Кости Стражнецкого было устроено со всех сторон. Он чувствовал себя в жизни так, словно нежился в мягкой постели, накрытый теплым и хорошо подтыканным одеялом. Однако в последние пару лет Костика все чаще стало посещать чувство неудовлетворенности. «Все так, да что-то не так», – тоскливо думал он, выпивая перед сном традиционный стаканчик коньяка. Поделиться своей смутной, не оформленной еще, тревогой ему было не с кем. Дружбу он считал фикцией, в любовь не верил. Да, у него была постоянная любовница – Ольга Карачарова. Но Костик понятия не имел, как это – раскрыть кому-то душу. Этого за ним не водилось даже в отрочестве. Куда ж еще податься? К психологу? Смешно, да и конфиденциальность под вопросом. К святому отцу? Помилуйте, ему скучен этот опиум для народа. Вадик Кержаков ездил на Тибет, Никас Пономарев толковал о каббале… Костик слушал их почтительно, гомерически хохоча в душе.
Но кто же скажет, отчего жизнь вдруг потеряла всякий смысл, лишилась красок и полноты? В такие трудные минуты, когда безысходность совсем уж жестко брала за горло, Стражнецкий набирал давно знакомый номер и готовился говорить долго, искренне и взволнованно, но…
– У тебя все нормально? Очень рада это слышать, – сдержанно отвечала трубка. – Зачем звонишь?.. Ты сделал свой выбор. Тебе не нужна была разведенная с ребенком. Ты искал богатую невесту. Ты ее нашел. Извини, я очень занята…
Полтора месяца назад поздно вечером Стражнецкий вышел из любимого стрип-клуба. Он практически охладел к активным чувственным удовольствиям и лишь изредка заезжал отстраненно полюбоваться любимыми танцовщицами и иногда – заказать приватный танец. Он был порядочно пьян и не мог найти мобильник, чтобы вызвать водителя. Как вдруг около него остановился красный «Фольксваген Жук» и из-за полуопущенного стекла глянула симпатичная блондинка. Девушке было не больше 25-ти.
– Подвезти? – приветливо предложила она.
Стражнецкий
– Я потерял смысл жизни, – сам от себя не ожидая, сказал он.
– А я его и не находила еще, – легко откликнулась незнакомка. – Меня, кстати, зовут Ульяна.
Они катались по ночному городу, а потом покинули его. Ульяна лихо гоняла по пустым трассам, а Стражнецкий говорил, говорил, говорил… Около трех ночи они зашли в некую квартиру, а на бизнес-ланче следующего дня пересеклись в «Фортеции»…
– Все ясно, – подытожила Зина, выслушав исповедь Стражнецкого. – Задумал сменить Катюшку на более перспективный вариант? Небось сразу прикинул, сколько нуликов на Ульянкином счету?
– Она и не скрывала, что очень обеспечена, – усмехнулся Костик. – Она полюбила меня, и поэтому откровенно рассказала, что у нее есть все, кроме любимого человека и занятия по жизни. По каким-то причинам последние годы она жила в Эмске. Но собиралась вернуться в Москву и начать там один интересный бизнес. Приглашала меня в качестве компаньона. Я решил, что это очень совпадает с моими планами. Как депутат Госдумы, я бы все равно переехал в Москву. Но только в конце тоннеля забрезжил свет, как моя благоверная (это слово Костик выговорил с издевкой) вернулась из клуба и рассказала, что у них там прямо на тренировке гикнулась одна девчонка…
– Вижу, ты не особо убит горем.
– Если честно: больше удивлен, чем опечален. Ульяна была такая молодая, спортивная… Что с ней могло произойти?
– Читай завтра в моей статье, – и Зина поднялась с кресла.
– Я подвезу тебя, – следом за ней встал и Стражнецкий. – Да, совсем забыл, а кто такой этот Максим, про которого ты говорила?
– Максим? Да так, один малозначимый чел, третьестепенный персонаж ульяниной жизни, – оживилась Рыкова и победно заключила: – Ее законный муж. Вот так-то, няка.
– Муж?! – и Костя вновь опустился в кресло.
Похоронная процессия состояла из троих: Рыковой, Криворучко и патологоанатома Сергея Петровича, который ввиду завершения смены согласился принять участие в этом мероприятии. Гроб и все такое были приличными, но не более. Зина не видела смысла транжирить деньги и обставлять церемонию разными помпезностями. Покойной от этого ни холодно, ни жарко, толпы безутешных близких нет и не предвидится, поэтому не все ли равно, какая домовина будет гнить в земле – сосновая или дубовая. Криворучко согласилась с доводами приятельницы – она не теряла надежды унаследовать ульянины богатства и относилась к ее имуществу ревностно, как к своему собственному.
– Сик трансит глория мунди, – изрек Сергей Петрович, откупоривая на свежей могиле бутылку водки. – Да, девоньки, вот так и проходит слава земная…
Криворучко преувеличенно горестно вздохнула, а Рыкова принялась деловито раскладывать на газетке бутерброды с сыром и вареной колбасой. Подружки решили не швырять деньги на какие-то сверхъестественные поминки.
– Необычная смерть, – продолжал патологоанатом, выпив за упокой ульяниной души. – Порок сердца у нее был очень незначительный, с таким жить да жить. А вот печень почему-то увеличена. И поджелудочная какая-то потасканная. Скажите, она этим делом не увлекалась? – и он щелкнул себя по горлу.