Нянечка для соседей
Шрифт:
Мой рот открывается. Раздается громкий, внезапный треск. Повернувшись, я вижу Себастьяна, который держит свой разбитый бокал за ножку. Его хватка настолько сильна, что он случайно разбил его вдребезги. На его лице белеет ужас, когда он смотрит на осколки стекла на скатерти.
В течение секунды никто ничего не говорит.
— Извините, — бормочет он, отодвигая свой стул и практически выбегая из комнаты.
— Вот и все, — вздыхает Эллен, глядя ему вслед. — Прошло, сколько, пятнадцать минут? Раз он не смог продержаться столько времени, не разбив мою стеклянную посуду, я не понимаю, как он может справиться с ребенком. — Она садится обратно,
Я медленно опускаю столовые приборы, сделав глубокий вдох.
— Что с вами не так? — тихо спрашиваю я.
Она моргает.
— Что?
— Что с вами не так? — повторяю я. — Почему вы предполагаете, что Себастьян причинит вред своему ребенку?
Она фыркает.
— Потому что я знаю его, дорогуша. Я знаю, какой он.
Я огрызаюсь.
— Вы не знаете его! Вы отправили его подальше от дома на всю его подростковую жизнь!
— Он был агрессивным ребенком. Мы не могли с ним справиться.
— А должны были! Нельзя избавиться от боли, игнорируя ее или выбивая ее из кого-то! Если ребенку больно, вы не должны его за это наказывать. — Я качаю головой. — Вы знаете, что большинство исследований показывают, что поведенческие лагеря наносят вред детям? Военные лагеря, подобные тому, в который вы отправили своего сына, сосредоточены на физическом наказании и принуждении к полному послушанию, вместо того чтобы предоставить ребенку терапию, необходимую для принятия правильных решений. — Она открывает рот, но я прерываю ее. — И я могу вам точно сказать, что нет такого исправительного учреждения, где ребенка принимали бы каждые каникулы в течение шести лет подряд. Если на это уходит столько времени, значит программа явно не работает. А это значит, что вы либо оплачивали участие в программе, либо отправили его в нелегальный лагерь — в этом случае вы подвергли своего сына реальной опасности. Дети умирают в самовольных поведенческих интернатах. Они подвергаются физическому, психическому и эмоциональному насилию. Но вам было все равно, не так ли? — Я обвожу рукой стены. — Знаете, что я думаю? Я думаю, что вы застряли в отношениях больше чем на десять лет, и когда вы, наконец, развелись, вы захотели вернуть свою прежнюю жизнь. Вам захотелось снова быть свободной и не связанной ни с чем. Вам хотелось свиданий, вечеринок и дорогих праздников. Поэтому вы отсылали собственного ребенка, раз за разом, снова и снова, только для того, чтобы иметь возможность вести себя как двадцатилетняя девушка, а не как мать с ребенком, которому нужна поддержка. Он только что потерял отца! Конечно, он должен был злиться! Если бы он не злился, он не был бы человеком!
В дверях раздаются шаги. Себастьян стоит и смотрит на меня, в его руках совок для мусора, а глаза потемнели. Я знаю, что должна замолчать, но не могу. Я чувствую себя охваченной пламенем. Еще когда я была в приюте, я видела сотни детей, которых бросили родители. Родители, которые обещали навещать их по выходным, но никогда не приходили. Родители, которые обещали погулять с детьми на их дни рождения, а потом в последнюю минуту отменяли встречу. Родители, которые клялись, что по-прежнему любят своих детей, но относились к ним как к неудобствам.
И это несправедливо.
Эллен смотрит на меня.
— Не смей так со мной разговаривать! Ты понятия не имеешь, каким он был…
Я
— Я знаю, что он был ребенком, и знаю, что вы наказывали его за его эмоции. Наказывали так сильно, что он до сих пор боится что-то чувствовать. Ради всего святого, у него практически случился приступ паники, когда я попросила его помочь ребенку отрыгнуть. Вы заставили его поверить, что он какой-то монстр, в то время как на самом деле это вы обращались с ним как с дерьмом. Себастьян — идеальный отец для Ками. Он умеет адаптироваться, быть любящим и нежным с ней. Он не плохой родитель. Единственный плохой родитель здесь — это вы.
Я прерываюсь, тяжело дыша.
Но никто не говорит ни слова. Лица Стива и Эллен застыли. Себастьян прислонился к дверной раме, словно она нужна ему, чтобы удержаться на ногах. В центре всего этого Ками заснула с картофельным пюре на щеках.
Проходит несколько секунд, и меня охватывает смущение. Что, черт возьми, со мной не так? Эта поездка была направлена на установление отношений между Ками и ее бабушкой и дедушкой, а я все испортила. Я все испортила.
В груди вдруг стало слишком тесно. Мои щеки горят. Горло распухло. Мне нужно убираться отсюда.
Я делаю шаг назад, едва не споткнувшись, потому что моя нога зацепилась за ножку стула.
— Я… Не подскажете, где у вас ванная? — лепечу я.
ГЛАВА 43
СЕБАСТЬЯН
Стив первым нарушает молчание.
— Наверху, — бормочет он, наливая себе еще вина. — Первая дверь слева.
— Спасибо, — пищит Бет, поворачивается и выбегает из комнаты. Я слушаю, как удаляются ее шаги. Ее слова эхом отдаются в моей голове, повторяясь вновь и вновь.
— Что ж… — говорит моя мама, прижимая салфетку к губам. — Думаю, тебе нужны советы по поиску хорошей няни.
Я ничего не говорю. Мое сердце колотится в груди. Я медленно поворачиваюсь к Стиву и смотрю, как он ест.
Раньше я ненавидел этого человека каждой частичкой своего тела. За то, что он испортил мою семью. За то, что настроил мою мать против меня. Я ненавидел его так сильно, что даже почти никогда не разговаривал с ним. Всякий раз, когда я возвращался домой из лагеря, мы просто игнорировали друг друга.
Теперь я понимаю, что мне стоило поговорить с ним.
Единственное, что можно сказать о моем отчиме: он никогда не лжет. Он самый прямолинейный человек, которого я когда-либо встречал. Все, что его действительно волнует, это работа и акции. Его не волнуют попытки найти общий язык с людьми. Если ты задаешь ему вопрос, он либо пропускает его мимо ушей, либо отвечает прямо.
— Это правда? — спрашиваю я. — Ты хотел убрать меня с пути?
Он опускает бокал с вином.
— Перед тем как жениться на Эллен, я сказал ей, что мне нужна жена, а не проблемный ребенок. Я не хотел, чтобы ты крутился по дому. Я не хотел каждый день приходить домой с работы к какому-то раздраженному подростку, который копошится вокруг и ненавидит меня.
Я медленно киваю.
— Спасибо.
Он пожимает плечами, откусывая еще кусочек курицы. У мамы открывается рот.
— Стивен! Не говори так!
Он закатывает глаза.
— Он уже мужчина, Эллен. Он способен сам увидеть правду. Нет смысла лгать ему. Перестань оправдываться за то, что ты сделала двадцать лет назад, и двигайся дальше.
— Но…
— Он прав, — говорю я ей. — Если бы ты хотела заступиться за меня, ты должна была сделать это, когда я был еще ребенком. — Я перевожу взгляд на Стива. — И что? Терапия, военный лагерь — все это было только для того, чтобы убрать меня с твоего пути? Разве нельзя было отправить меня в интернат или еще куда-нибудь?