Няня по контракту

Ночь Ева

— Водка помогла? — тяну к ней руку. Это какое-то сумасшествие, но мне хочется её потрогать.

— Макияж, — уклоняется она от моих пальцев. — Боевая раскраска по-женски. Ни фига не отмывается до конца. Поможет только время. Здравствуй, Дима.

Я моргнул. Ах, да. Не поздоровался. Если здесь кто и осёл, то это я. Но мне простительно: Варикова вышибает мозг с ноги, как каратистка.

— Привет, Ань.

— Список, — протягивает она руку в повелительном жесте. Я снова моргаю.

— Какой список? —

спрашиваю машинально, уже понимая, о чём она.

— Да ты с ума сошёл, Иванов! — шипит она, как змея. — Мне расписание нужно, чем с детьми заниматься! Я ж не массовик-затейник, между прочим! И хочу знать круг обязанностей! И нормированный рабочий день!

— Забудь, — быстро вклиниваюсь в её речевое фламенко.

— Что значит — забудь? — наступает Варикова на меня, как в танце.

Я чувствую себя матадором. Немного сумасшедшим и разгорячённым. Взбудораженным от адреналина, что бьётся тяжёлым пульсом в венах.

— О нормированном рабочем дне забудь, — вызываю огонь на себя и любуюсь, как опасно зажигаются Анькины глаза.

Она близко. Очень близко. Я ловлю её дыхание — возмущённое и бурное. Я любуюсь её кудряшками и не могу оторвать взгляд от ярко-малиновых губ. Улавливаю запах — тонкий аромат духов, что окутывает её, словно облако.

— Я тебя придушу, Иванов! — шепчет она яростно.

— Лучше я тебя, — отвечаю ей тихо. — Ты что вчера в обед устроила? Они ж ужинать отказались. Капризничали. Ромка ныл, что с тобой он был пиратом, а я, видишь ли, заставляю всякую бурду есть. Так что, будь добра: завтракать, обедать и ужинать — вместе.

— А плохо тебе не станет? — ставит она руки в боки. — Я не согласна!

— А двойной оклад руководителя маркетингового отдела получать согласна? — бью по больному месту.

И тут она улыбается зловеще, разворачивается и к дверям марширует.

— Стой, Варикова! Это что ещё за цирковые номера? — бегу за нею вслед.

— Засунь свои деньги сам знаешь куда, — кидает она заносчиво через плечо. — И найми себе квалифицированную няню-раба. А лучше — купи андроид. Включил — выключил. Есть не просит. Платить не надо.

— Робота, — поправляю я её.

— Да хоть козу на верёвке!

— Одна у меня уже есть, — хватаю Аньку за руку, не давая ей коснуться двери.

Естественно, она начинает вырываться. И, конечно же, у меня нет другого выхода, как её обездвижить. Но стоит только коснуться, прижать к себе, как меня током прошибает с головы до ног. Вспышка.

— Пусти! — шипит Анька.

— Не пущу, — отвечаю я ей и делаю наконец-то то, что хочу, — накрываю её губы своими.

«Ошибка! — вопит мозг.

«Сбой системы!» — орёт где-то внутри сигнализация.

«Чёрт с ним», — думаю я. Плавьтесь схемы, выходите со строя предохранители. Торжествуй хаос.

Анька затихает, становится податливой, а я наконец-то чувствую

вкус поцелуя и выхожу в космос без скафандра. Мне хорошо. Безумно хорошо.

Уволочь бы её куда-нибудь и выбить из головы все ненужные мысли. Привязать к себе, приковать. Чтобы и думать забыла о побегах и прочей ерунде… Она мне нужна. Нам нужна. Как воздух. Иначе — гибель.

Но тут раздаётся звонок в дверь. Как гром среди ясного неба.

Мы отрываемся друг от друга. Дышим тяжело. Я всё ещё не могу разомкнуть руки — держу Аньку в объятиях и не хочу, не желаю отпускать.

А звонок трезвонит и трезвонит, как пенопластом по стеклу, ей-богу. И кого это нелёгкая принесла в семь часов утра?!

16.

Анна

Это как провалиться в кроличью норку и попасть не в другое царство, а в прошлое. Когда Димка меня поцеловал, я подумала: ничего не изменилось. Вот он, тот самый, нужный мне мужчина. Ни с кем у меня так не зажигались звёзды, а я не выпадала из реальности, как с ним.

Он действует на меня магически и становится всё равно: застукают ли нас дети, свалится ли метеорит на землю или земля под ногами загорится.

Да, кажется, и так… Пылает всё, что можно. Я позволяю себе на миг просто побыть девочкой. Ощутить его силу и желание. Вдохнуть запах его парфюма. Отдаться его жёстким объятиям, когда кажется: разомкни он руки — и я песчинками осяду на пол, рассыплюсь на атомы, стану призраком, тоскующим в ночи по одному единственному мужчине, что так и не стал моим.

Я даже не сразу поняла, что в дверь звонят. Во мне тоже всё звенело, переливалось, танцевало, бушевало, подчиняясь силе мужчины, что целовал меня, забыв обо всём. Ну, мне так хотелось думать.

— Что за чёрт? — бормочет Иванов, и лицо у него растерянно-раздражённое. Губы — в моей помаде, а я не в силах ни сказать ему об этом, ни протянуть руку и вытереть.

— Дмитрий Александрович, оглохли, что ли? — выруливает из-за угла грудь Дины Григорьевны, и мы, как два нашкодивших подростка, отскакиваем друг от друга. — В дверь звонят, неужели так трудно открыть?

Когда она выплывает полностью, мы уже на пионерском расстоянии, но Иванов в помаде, а я небось тоже — живописно-прекрасная, подозреваю.

У Дины Григорьевны — взгляд орла. Зыркнула, сверкнула, но ничего не сказала, только головой покачала, словно сокрушаясь. «Дети, дети…», — говорила вся её необъятная фигура. И пока она возилась у двери, нарочито медленно щёлкая замками, я лихорадочно поправляла кудри, вытирала рот и Димке жестами приказала сделать то же самое.

Он провёл ладонью по губам так, что я снова вспыхнула. Вот гад. Точно знает, как на меня это действует. И скажи сейчас, что он взрослый и состоявшийся мужчина, отец семейства и двоих детей, — кто поверит?