Ныряльщица за жемчугом
Шрифт:
Ее переполняло возмущение. Ну не может быть, чтобы вокруг самого большого в Японии рыбного рынка ни одного ресторана не нашлось! Изабель перешла на параллельную улочку, принялась разглядывать вывески. Бар (еды никакой не видать, да и, наверное, не пускают туда несовершеннолетних), газетный ларек, почему-то магазин молдавских вин (закрытый). И вдруг — крошечное кафе в подвальчике. С обнадеживающим названием Sushidei.
Изабель не вошла — ворвалась внутрь.
Комнатка — не больше их гостиной. Посередине кухня, вокруг, по периметру, узкая стойка, за ней сидят посетители. Неулыбчивый метрдотель
— Sorry! Reserved! Reserved!
А запахи — настолько соблазнительные, что Изабель еле удержалась, чтобы не кинуться на стоящего посреди кухни повара и не вырвать у него прямо из рук суши с огромными нежно-оранжевыми икринками.
— No way, — решительно молвила девушка. — I am hungry, and I stay here [3] .
А халдей заладил, словно попугайчик:
— No! Reserved! Reserved! — и все к двери ее подталкивал.
— Сделай себе сэппуку, урод! — окончательно разозлилась Изабель.
3
Не дождетесь. Я хочу есть и останусь тут (англ.).
И вдруг услышала — по-русски:
— Да ладно. Уж пощади дурака!
Она обернулась — и чуть не рухнула от восторга.
По-русски к ней обращался японец. Да не простой — а молодой и прекрасный, словно бог. Что-то сердито молвил на своем языке — и метрдотель немедленно отступил, снова начал кланяться — на сей раз чуть не до земли. А прекрасный принц одарил девушку сногсшибательной улыбкой и предложил:
— Прекрасная дама не откажется поужинать со мной?
Она смотрела на него во все глаза. Лет восемнадцати. Костюм — экстремально дорогой, часы — швейцарские, на пальце — золотой перстень. Почему он говорит по-русски?
— А вы кто? — вырвалось у нее. — Якудза?
— Да что вы, милая! Я — мирный студент, — расхохотался парень.
— А откуда русский знаете?
— В университете изучаю. Отец настоял, у его корпорации есть интересы на Дальнем Востоке.
— Ладно трепаться, в университете так не научат, — покачала головой Изабель.
— И мама у меня из России, — просиял японец, будто солнце над Фудзиямой, — поэтому я ваших девушек просто обожаю.
— Ну, я не совсем русская, — кокетливо улыбнулась Изабель. — Разве не видно?
— Главное, что у тебя глаза, как я люблю. Огромные и голубые. Давай знакомиться? Меня Такиши зовут.
— А меня Изабель, — представилась девушка.
Есть ей хотелось настолько, что она с ноги на ногу переминалась от нетерпения. И, едва усевшись за столик, накинулась на нереально вкусные роллы и суши. Японец тактично выждал, покуда она утолит первый голод, и лишь потом завел беседу.
Изабель, разумеется, наврала, что ей уже восемнадцать. Новый знакомый не поверил. Впрочем, сам он утверждал, что ему двадцать пять (хотя Изабель и двадцати бы не дала). Но, видимо, он был совершеннолетним, потому что бутылочка саке на столе имелась, и Такиши настоял, чтобы россиянка тоже попробовала. («Как можно быть в Японии и не отведать национального напитка?»)
Старалась
— П-поедем ко мне? — обнял ее Такиши.
— Нет, — помотала головой Изабель. — Не могу. У меня ночью растяжка, а в шесть утра тренировка.
Вспомнила — и сразу начала нервничать. Пусть суши не слишком калорийны, но килограммчик, минимум, к ней прилип. А что, если запах спиртного тренерша учует?
— Как говорят у вас в России? Забей? — Такиши прижал ее к себе еще крепче.
— Нет, Такиши, — грустно вздохнула девушка. — Отвези меня, пожалуйста, в отель.
— Но мы встретимся? Завтра, в этом же месте? Устроим вечеринку. Я приведу друга. А у тебя есть подружка?
— Да.
— Ну, и приходите вдвоем! Я устрою вам замечательный сюрприз! — Такиши задорно улыбнулся, и девушке на этот раз показалось, что он совсем еще мальчишка, наверное, даже и восемнадцати нет.
Как бы только уговорить скучную Ирку на приключение?
— Хорошо, Такиши. Мы обязательно придем! — пообещала Изабель.
И пока такси с кружевными салфетками на сиденьях везло их к отелю, они целовались на заднем сиденье настолько горячо, что сдержанный водитель-самурай одаривал их через зеркальце заднего вида чрезвычайно гневными взглядами.
Наши дни
В день сделки Надя проснулась в шесть утра без всяких будильников и целый час валялась в постели. Злилась на Полуянова и в то же время завидовала ему. Вот ведь крепкие у человека нервы! Сегодня такой важный день, вся их жизнь, можно сказать, меняется — а он беспечно посапывает, да еще и улыбается во сне! Будто ни капельки не беспокоит его, как все пройдет, какой она будет, их новая совместная жизнь в новой квартире. И о том, с чем расставался, нисколько не скучал. Не то что страдать, в свою холостяцкую берлогу на прощанье даже не съездил. Меланхолически бросил:
— А зачем? Вещи все я уже давно к тебе перевез, а рухлядь пусть покупатели сами выносят.
Обнял Надю, нежно чмокнул в губы, улыбнулся:
— Это вы, кошечки, к месту привязываетесь. А я кобель, куда хозяин, то бишь хозяйка, скажет — туда и я.
Ох, до чего приятно слышать!
Однако не покидает ощущение: Полуянов своими вдруг участившимися комплиментами ее специально задабривает. Чтоб Надя не заподозрила, что у него рыльце в пушку. Сколь угодно может утверждать, что Изабель Истомина якобы глупа, скучна и примитивна, но помнит она, какими глазами журналист на это кубинское исчадие смотрел!
Надя извелась просто. До чего же хочется сегодня, на сделке, увидеться с красоткой мулаткой в последний раз — и больше не встречать ее никогда.
Аскольд Иванович, их чудо-риелтор, Митрофанову подбадривал:
— Разумеется, именно так и будет. Вам с Истоминой общаться без надобности. Договор купли-продажи подпишете — и до свиданья. Свидетельство о регистрации собственности я сам получу, по вашей доверенности, и ключи от квартиры приму. А вы с Димой только акт сдачи-приемки подмахнете.