Ныряющие в темноту
Шрифт:
Ганс-Георг взял схему и несколько минут рассматривал металл — надписи, ржавчину. Наконец он провел пальцами по его краям и изъеденной поверхности.
«Не могу поверить, — произнес он. — Я буду всегда хранить это».
На следующее утро Колер и Боулинг отъехали на несколько миль от Гамбурга, чтобы встретиться с шестидесятилетним хирургом. Мужчина, худощавый, высокий и приятный на вид, пригласил американцев в дом. Это был Юрген Нойербург, сын командира «U-869» Гельмута Нойербурга.
Юрген не смог ничего вспомнить об отце, так как ему было всего три года, когда погибла «U-869». Но он хорошо помнил рассказы матери и то, с какой любовью она говорила об отце. Несколько часов
«С детских лет я знал, что отец погиб в районе Гибралтара, — говорил Юрген. — Когда я услышал, что ныряльщики нашли субмарину у побережья Нью-Джерси, я был очень удивлен. Но это не изменило моих чувств. Подозреваю, что это потрясло бы мать — такое откровение после многих лет веры в официальную версию событий. Я счастлив, что она так ничего и не узнала. Она его очень любила и больше не вышла замуж».
Колер спросил Юргена, нет ли у отца братьев или сестер. «У отца был старший брат Фридгельм, но я даже не знаю, жив ли он, — сказал Юрген. — Печально, но мы перестали общаться». Колер попросил дать ему номер телефона Фридгельма.
Юрген с женой поблагодарили Колера за усилия и попросили передать благодарность Чаттертону по возвращении в Нью-Джерси. Вечером в отеле Колер и миссис Боулинг набрали номер, который дал им Юрген. Ответила пожилая женщина. Боулинг представилась как сестра одного из членов команды «U-899». Женщина сказала, что с удовольствием позовет мужа к телефону.
В течение следующего часа восьмидесятишестилетний Фридгельм Нойербург рассказывал о брате Гельмуте.
«Когда я закрываю глаза и пытаюсь представить брата сегодня, — говорил Фридгельм, — я вижу, как он выполняет свой долг. Мне кажется, у него было предчувствие, что он не вернется. Он исполнил свое предназначение».
Наутро Колер и Боулинг выехали из Гамбурга в Берлин. Тем же вечером Колер встретился с сорокалетним доктором Акселем Нестле, главой частной инженерной компании, которая разрабатывает проекты по утилизации отходов. Докторская диссертация Нестле в области водных ресурсов по большей части основывалась на работах, которые он выполнял в Северной Африке.
Все свое свободное время Нестле занимался переоценкой потерь немецкого подводного флота и считался одним из самых крупных в мире авторитетов в данной области. Именно Нестле в 1994 году догадался прочесть перехваченные радиограммы между «U-869» и командным центром. Это была идея, которая больше никому не пришла в голову, так как историки были уверены, что «U-869» лежала на морском дне в районе Гибралтара. Он сообщил о своем открытии Роберту Коппоку из Британского министерства обороны, который и написал письмо Чаттертону и Колеру. Во время встречи Колер удивлялся не только глубиной познаний Нестле, но и его страстным интересом к предмету. Он спросил Нестле, почему тот не преподает в университете.
«Подлодки — это мое увлечение, — ответил тот. — Возможно, если я начну зарабатывать на этом, мне станет скучно. Меня захватывают детективные методы исследований в этих вопросах. Как только ты понимаешь, что историки ошиблись, начинаешь собственное расследование и, если повезет, сможешь внести коррективы. Это этого вполне достаточно».
На следующий день Колер и Боулинг вошли в дом одной пожилой дамы. На каминной полке в центре гостиной стояли фотографии в рамках, на которых были ее дети и молодой красивый мужчина в военной форме времен Второй мировой войны. Казалось, он вглядывался в будущее. Женщина представилась как Гизела Энгельманн. Человек на фото, как она сказала, — это ее жених Франц Нэдель,
Несколько часов подряд Энгельманн рассказывала Колеру о том, как выколола глаза Гитлеру на фотографии, о том, как она залезла на столб газового фонаря и вывесила туда фотографию, чтобы весь Берлин увидел Гитлера в таком вот виде, рассказывала о прощальном вечере, на котором Франц и другие члены команды расплакались. Она говорила о том, что ей лучше всех в мире известно, что в жизни человека случается только одна настоящая любовь, и для нее такой любовью был Франц.
«Оба моих мужа, разумеется, знали о Франце, — говорила она. — А когда я рассказываю детям о Франце, они закатывают глаза и фыркают: мол, мама, ты уже сто пятьдесят раз повторяла нам эту историю».
Так же, как Брандтам, Гизе Энгельманн пришлось долго гадать о судьбе любимого человека даже после того, как закончилась война. Только в октябре 1947 года она получила официальное извещение о том, что «U-869» объявлена погибшей.
«Я скучала по нему каждый день моей жизни, — говорила она Колеру. — У меня в спальне есть его фотография, и я все время смотрю на нее. Это после двух замужеств, имея четырех детей! И так с тех пор, как я помахала ему рукой на прощание».
У Колера была намечена еще одна встреча перед возвращением в Нью-Джерси. Они с Боулинг вылетели в Мюнхен, где взяли напрокат автомобиль и отправились на запад по захватывающему дух, покрытому снегом сельскому ландшафту. Колер въехал в небольшой городок Меммингем и далее следовал данным ему инструкциям. Несколько минут спустя он оказался в городском центре: извилистые улицы, вековые здания и церковные шпили, устремленные в небо. «Меммингем, — думал он, — это живописный вид, учебник по истории Германии, которую мистер Сигал, цирковой силач, пересказывал моему отцу».
Колер лавировал по узким улочкам, пока не подъехал к одному из самых старых зданий в городе. Он потянул за ручку дверного звонка. Через минуту дверь открыл восьмидесятилетний джентльмен приятной наружности, полный достоинства. Одет он был в синий костюм и малиновый галстук. Белоснежные волосы идеально расчесаны. Было впечатление, что он все эти годы готовился к приему таких гостей.
«Я Герберт Гушевски, — представился этот человек. — Я был радистом на „U-869“. Добро пожаловать в мой дом».
В своей гостиной, в окружении семьи, Гушевски рассказал Колеру о том, как ему удалось избежать гибели на борту «U-869».
Теплым ноябрьским утром 1944 года, всего за несколько дней до того, как «U-869» должна была отправиться на войну, Гушевски заболел. В тот день, когда он вышел на палубу, чтобы глотнуть свежего воздуха, у него вдруг закружилась голова, и он упал, потеряв сознание. Его срочно отправили в госпиталь, где он пролежал три дня без сознания, с высокой температурой. Когда он пришел в себя, врачи сказали ему, что у него воспаление легких и плеврит. До выхода «U-869» в море оставались считанные часы, но ему необходимо было оставаться в отделении интенсивной терапии. Ему также сказали, что к нему пришли посетители.
Дверь его палаты открылась. На пороге стоял с шоколадом, печеньем и цветами в руках капитан Нойербург. За ним — первый помощник Брандт и старший механик Кесслер. А немного позади выстроились несколько членов экипажа субмарины. Ноейрбург подошел к Гушевски. Он вытер пот со лба своего радиста и погладил его по руке.
— С тобой все будет в порядке, дружище, — сказал Нойербург.
Брандт вышел вперед и взял Гушевски за руку.
— Поправляйся, друг, — произнес Брандт с той же улыбкой, которую видел на его лице Гушевски, когда рассказывал ему свои анекдоты. — Ты выберешься.