Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 2)

Теккерей Уильям Мейкпис

— Ба! Клайв! — воскликнул один из встречных.

— Милый лорд Кью! — вскричал наш герой; они кинулись жать друг другу руки и при этом оба покраснели.

Лорд Кью обитал со своими родными в Неаполе в соседнем отеле на Кьяфа, и в тот же вечер, по возвращении с помпейской экскурсии, оба живописца были приглашены на чашку чая этими дружелюбными людьми. Джей Джей, извинившись, остался дома и рисовал до ночи. А Клайв пошел и приятно провел вечер в разговорах, заполненных всевозможными планами совместных путешествий и увеселительных прогулок. Молодые люди задумали посетить Пестум, Капри, Сицилию. А может, еще поехать на Мальту и на Восток? — предложил лорд Кью.

Леди Уолем всполошилась.

Ведь Кью уже ездил на Восток. Клайв тоже был смущен и взволнован. Как может Кью собираться на Восток или в какое-то еще длительное путешествие, когда… когда другие насущные дела требуют его возвращения домой? Нет, ему не следует ехать на Восток, прямо сказала матушка лорда Кью; Кью обещал провести все лето с нею в Кастелламаре, и мистер Ньюком тоже пусть приезжает и пишет там с них портреты — со всех подряд. Она готова устроить картинную галерею из всех Кью, лишь бы сын сидел дома, пока его будут рисовать.

Леди Уолем рано отправилась на покой, вырвав у Клайва обещание, что он приедет в Кастелламаре; Джордж Барнс тоже ушел, чтобы облачиться в вечерний костюм и ехать с визитами, как то подобает молодому дипломату. В Неаполе эти дипломатические обязанности исполняются только по окончании оперы; и светская жизнь приходится здесь на те часы, когда во всем мире уже спят.

Клайв просидел с Кью до часа ночи, после чего возвратился к себе в гостиницу. Ни одна из восхитительных поездок в Пестум, Сицилию и прочее не состоялась. Клайв так и не поехал на Восток, а портрет лорда Кью писал в то лето в Кастелламаре не кто иной, как Джей Джей. Наутро Клайв отправился в посольство за паспортом, и пароход, отплывавший в тот день на Марсель, взял на борт мистера Ньюкома. Лорд Кью с братом и Джей Джей махали ему с берега шляпами, когда судно отвалило от пристани.

Судно шло, стремительно рассекая лазурную гладь моря, а Клайву все казалось, что оно движется слишком медленно. Джей Джей со вздохом возвратился к своим альбомам и мольбертам. А второй служитель прекрасной музы, очевидно, узнал нечто такое, что побудило его оставить свою возвышенную подругу ради другой, куда более земной и капризной.

Глава XL,

в которой мы возвращаемся на Рима на Пэл-Мэл

Прекрасным июльским утром, когда даже в Лемб-Корте светило солнце и два джентльмена, совместно обитавшие здесь в квартире на четвертом этаже, были, по обыкновению, заняты своими трубками, рукописями и чтением очередного номера "Таймс", они узрели еще один солнечный луч, ворвавшийся к ним в образе юного Клай-ва, бронзового от загара, с пожелтевшими от солнца бородой и усами и веселыми ясными глазами, видеть которые всегда было радостью для нас обоих.

— Ты ли это, Клайв, дружище?! Ты ли это, о Вениамин?! — воскликнули Пенденнис и Уорингтон. Клайв успел полностью завоевать сердце последнего, так что будь я способен ревновать к такому прекрасному человеку, я бы непременно почувствовал себя уязвленным. Клайв покраснел от радости, что снова нас видит. Пиджен, прислуживавший нам мальчишка, ликуя, ввел его в комнаты, а уборщица Фланаган с сияющей улыбкой выбежала из спальни, чтобы поскорее увидеть и поздравить с прибытием всеобщего любимца.

Не прошло и двух минут, как журналы, гранки и рецензируемые книги, сваленные в кресле, переместились в стоящее рядом ведерко из-под угля, а вместо них там расположился Клайв с сигарой в зубах, и притом так уютно, будто и вовсе не уезжал отсюда. Когда он воротился? Вчера вечером. Обитает опять в своей старой квартире на Шарлотт-стрпт; нынче утром завтракал на Фицрой-сквер; Джеймс Бинни при виде него чуть было не запел от счастья. Отец попросил в письме, чтобы он поехал домой и повидал Джеймса Бинни. Хорошенькая мисс

Рози здорова, спасибо. А миссис Мак? То-то, небось, возрадовалась при виде него!

— Признайтесь по совести, сэр, уж конечно, вдова облобызала вас по случаю приезда! — Клайв через всю комнату швыряет в голову вопрошающего неразрезанный номер "Пэл-Мэл", но при этом так мило краснеет, что у меня почти не остается сомнений в правильности моего предположения.

Экая жалость, что он не поспел на великосветскую свадьбу, а то мог бы проводить к алтарю своего милого кузена Барнса, Ньюкома и расписаться в книге свидетелей наряду с другими сановными лицами! Мы описали ему эту церемонию и сообщили, как с недавних нор преуспел в жизни его, а теперь и наш друг Флорак, ставший директором крупной Англо-французской железнодорожной компании, а также принцем де Монконтур. Затем Клайв рассказал нам о том, как прошла для него зима; о веселых днях, проведенных им в Риме, и удалых друзьях, обретенных там. Не намерен ли он изумить мир каким-нибудь шедевром? Не намерен, нет. Чем больше он работает, тем больше почему-то недоволен своими произведениями; а вот у Джей Джея дела идут великолепно, скоро он поразит весь мир! Тут мы с гордым удовлетворением открыли тот самый номер нашей газеты, которым юноша запустил в нас, и показали ему отличную статью Ф. Бейхема, эсквайра, где сей маститый критик на все лады расхваливал картину, присланную Джей Джеем на родину.

Итак, он опять был с нами — точно мы лишь вчера расстались. Лондонцам всегда так кажется — ведь им просто недосуг грустить по уехавшему соседу. Люди уезжают на Мыс Доброй Надежды или в действующую армию, отправляются в кругосветное путешествие или в Индию и возвращаются с женой и несколькими детьми, а нам представляется, будто они только вчера отбыли, до того все мы поглощены своими трудами, расистами, житейской борьбой; до того эгоистичными делает нас жизнь, но, однако, не бессердечными. Мы рады видеть старого друга, хотя и не плакали, расставаясь с ним. Мы смиренно признаемся себе, что, случись судьбе отозвать нас отсюда, о нас бы плакали ничуть не больше.

Поболтавши немного, мистер Клайв объявил, что торопится в Сити, куда я отправился вместе с ним. Его свидание с господами Джолли и Бейнзом в конторе на Фог-Корт, очевидно, было весьма приятным: когда Клайв вышел из приемной, лицо его так и сияло.

— Не нужно ли тебе денег, дружище? — спросил он. — Мой милый старик перевел на меня изрядную сумму, и мистер Бейнз сообщил мне, что его супруга и дочки будут счастливы видеть меня за обедом. Он утверждает, что мой родитель благополучно избег разорения в одном из индийских банков и на редкость удачно поместил деньги в другой. Любезен донельзя. Да и все прочие в Лондоне необычно любезны и дружелюбны. Право, все до единого!

Усевшись в наемную карету, возможно, только что доставившую в Сити какого-нибудь другого капиталиста, мы двинулись в Вест-Энд, где мистеру Клайву предстояло важное дело с его портными. Он с непринужденным видом оплатил значившийся за ним долг, правда, слегка вспыхнул, вынимая из кармана свою новенькую чековую книжку, первый листок из которой он и вручил восхищенному мастеру. От магазина мистера Б. рукой подать до мистера Трюфитта. Мой юный друг внял совету зайти к парикмахеру и оставить у него значительную часть своих ниспадающих кудрей и желтой бороды, вывезенных им из Рима. Уговорить его расстаться с усами не удалось; это украшение привилегия художников и кавалерийских офицеров. Да и почему бы нашему юноше не франтить, не носить пышных усов, не заботиться о своей внешности, не получать радостей и не греться на солнышке, пока оно светит? Еще придет зима, и на склоне лет будет достаточно времени для камелька, фланели, сапог на пробковой стельке и седин.