Нюма, Самвел и собачка Точка

Штемлер Илья Петрович

Конечно, Самвел не меньше Ани знал, что творится в городе. Просто он думал, что все разговоры на улице и на работе не имеют никакого значения. Мало ли где хулиганы распоясались. Ведь есть милиция, есть власть, есть первый секретарь партии. В конце концов есть и Горбачев, со своей «перестройкой», с целой армией… Но когда Самвел прочел в газете «Вышка» статью о национальном вопросе, а назавтра директор училища не ответил на его «здрасьте», Самвел по-настоящему насторожился. Он мог понять поведение директора как намек на свой добровольный уход на пенсию,

если бы не эта толпа под названием «Народный фронт», что шествовала под окном его квартиры. Каждый день приносил все более тревожные вести… Но самое страшное было впереди. Когда ученики музыкального училища окружили его во дворе и принялись дразнить, плеваться. Он побежал и упал. То ли сам, то ли ему подставили ногу. Было очень больно спине. Его поднял шофер училища Тофик Азимов, азербайджанец, между прочим, посадил в свою машину и доставил в поликлинику, в травматологию. И тут случилось самое страшное — его не захотели принимать. Как Тофик ни ругался. Откровенно сказали, что боятся «Народного фронта». Тофик отвез его домой… Пришел племянник Сережка, студент ленинградского института, гостивший в Баку. Сережка привел товарища, врача, азербайджанца. Тот прихватил паспорт своего отца, по которому Самвелу сделали в больнице рентген. Слава богу, ничего плохого не обнаружили. Но с тех пор спина продолжала болеть. Иногда сильно, иногда отпускала, долго не болела, а потом вновь прихватывало…

Главное, нельзя студить… А как не студить здесь, в Ленинграде, куда его привез племянник! Хорошо еще, дом на этой Бармалеевой улице старый, стены толщиной в метр, как в крепости. Но все равно зимой прохладно, топят плохо, с этой «перестройкой», говорят, не хватает мазута… И еще этот Нюма: «Ты ведь не думаешь плохо о людях, Самвел!» Переживи ты то, что я пережил, тогда говори…

Именно это хотел Самвел сказать сейчас своему соседу, но сказал другое: «Возьми на столе свои спички и уходи…» Нюма едва шагнул к столу, как раздался дверной звонок.

— Шмендрик! — воскликнул Нюма и, забыв про спички, заспешил в прихожую.

Кажется, и вправду шмендрик, подумал Самвел и посмотрел на узкую, в полторы ладони, щель между полом и тахтой. Непостижимо, как собачка смогла пролезть в такое пространство. А умудрись она там нагадить, так и будет вонять. Если найти длинную палку, обмотать ее тряпкой и шурануть…

За таким безрадостным раздумьем и застали Самвела Нюма и мальчик Дима. Круглое лицо Нюмы лучилось довольством. В руках он держал газеты.

— Вот. Сразу три номера «Смены», — Нюма помахал газетами, как веером. — А «Известий» нет…

— Сказали, наверное, самолет не прилетел, — вставил Дима и стянул с головы свой драный заячий треух. — Еще сказали, что Нюме хватит и этого. Что во всех газетах одно и то же…

— Хороший мальчик, — кивнул Самвел. — Забирай свою собачку.

— А где она? — Дима зыркнул быстрыми глазенками по комнате.

— Под тахтой собачка, — пояснил Самвел.

— И пусть там сидит, пока кушать не захочет, — чему-то радовался Нюма.

— Унеси к себе, пусть у тебя

и сидит, — буркнул Самвел.

Дима присел, примерился к щели, потом пригнул голову и прижался щекой к полу.

— Эй, Точка, ты где? — позвал Дима.

— Как ее зовут? Точка? — удивился Нюма.

— Откуда я знаю, как ее зовут? — ответил Дима и приподнял голову. — Я ее нашел у пивной точки, на Бармалеева… Где она, что-то не вижу… Точка, Точка, — Дима вновь прильнул щекой к полу…

Ни звука в ответ.

— Может, ее там и нет? — выразил сомнение Нюма.

— Где тогда собака? — заволновался Самвел. — Она же ко мне забежала.

— С чего ты взял, что она именно под тахтой? — спросил Нюма.

— А где, интересно? На шкафу? На лампочке? — волновался Самвел. — Когда я ее первый раз позвал, она тявкнула. С тех пор молчит.

— Ты ее испугал, — заключил Нюма.

— Кто ее испугал? — обиделся Самвел. — Я хотел ее вытащить.

— Вижу, вижу! — закричал Дима. — Она вон там сидит. — Дима вытянул руку и показал в сторону шкафа, что прильнул массивным боком к тахте. — Точка, Точка… Иди сюда, собачка…

— Так она не под тахтой, а под шкафом? — догадался Нюма. — Так напугать собачку! Она из-под тахты переползла под шкаф! Жестокий человек ты, Самвел.

— Кто жестокий, кто жестокий?! Я ее пальцем не тронул, — расстроился Самвел. — Слушай, мальчик. Бери свою собаку и иди домой. Все! Я уже устал.

— Как я ее возьму? — Дима перевалился и сел на корточки. — Надо шкаф подвинуть.

— Какой шкаф?! — вскричал Самвел. — Такой шкаф трактор не подвинет.

— Надо чем-нибудь поддеть, как рычагом, — предложил Нюма.

— Ты что? Я спину не могу разогнуть сегодня. Какой рычаг? — захныкал Самвел.

— Я знаю! — Дима вскочил на ноги. — У нас есть кошка. Я сейчас ее принесу. Запустим кошку под шкаф, она мигом выгонит Точку.

— Правильно! — одобрил Нюма. — Умный шмендрик. Тащи кошку.

— Ты что, сумасшедший, Нюма? — возмутился Самвел. — Ара, какая кошка? Мне еще кошку здесь нахватало! Клянусь мамой!

— Какой ты Самвел Рубенович, честное слово, — укоризненно покачал головой Нюма, — тащи кошку, Дима. Устроим представление.

Мальчик с готовностью вскочил на ноги, подхватил шапку.

— Ах да! Еще на почте сказали, что получили какое-то письмо заграничное. На ваш адрес. Но без паспорта не дадут…

…Возможно, со временем Точка и станет славной собакой. Но сейчас, сидя посередине кухни, на демаркационной линии, разделяющей «Восток» и «Запад», она представляла собой щенка женского пола, которому от роду было месяца три-четыре. Бело-серой масти с темными повязочками у основания крепких лапок. Ее тощий хвостик напоминал Самвелу знак музыкального басового ключа, чем и подкупил бывшего завхоза музучилища. Темные пятнышки под глазами собачки придавали ее милой мордочке какое-то детское плаксивое выражение, чем она и покорила сентиментальное сердце Нюмы, сразу после того, как покинула свое убежище…