Нюрнбергский процесс, Преступления против человечности (том 5)
Шрифт:
Дюпон: Для различных категорий предусмотрены были различные знаки, но все категории были перемешаны. Например, лица, принадлежащие к категории уголовных преступников, были вместе с лицами, принадлежащими к категории политических. Однако в некоторых блоках та или иная категория преобладала, но не существовало подразделения блоков в соответствии со знаками, которые носили заключенные в них.
Бабель: Мне было сказано, что политические заключенные, например, носили голубой знак, уголовные - зеленый. Мы уже опрашивали здесь одного свидетеля, который в определенном отношении
Дюпон: Правильно то, что существовали различные знаки, правильно то, что эти знаки были предусмотрены для различных категорий, но для того, чтобы показать истинное положение вещей, следует уточнить, что эти знаки не были использованы. Для французов, в частности, были только знаки категорий политических, что приводило к путанице, так как повсюду уголовные преступники, прибывшие из тюрем для уголовников, рассматривались, как политические. Отличительные знаки существовали для того, чтобы не смешивать различные категории заключенных, но такие знаки систематически не применялись. В отношении французов они вообще не применялись.
Бабель: Если я Вас верно понял, то Вы сказали, что все французские заключенные имели отличительные знаки политических заключенных?
Дюпон: Это правильно.
Бабель: И среди этих французских заключенных были, однако, не только политические заключенные, но также в большей своей части другие преступники, да? По крайней мере я так понял Ваши прежние показания. Вы это сказали довольно определенно.
Дюпон: Я уже сказал, что имелись уголовные преступники, которых привозили из специальных тюрем и которые имели не зеленые знаки с буквой "Ф", которые они должны были бы носить, а носили знаки политических заключенных.
Бабель: Что Вы делали в лагере, Вы же были врачом?
Дюпон: Я приехал в январе и в течение трех месяцев работал сначала в каменоломне, затем на земляных работах, а затем я был использован в полевом госпитале.
Бабель: Каковы были Ваши функции?
Дюпон: Я работал в амбулатории по лечению внутренних заболеваний.
Бабель: Вы могли действовать самостоятельно? Какие были указания относительно лечения?
Дюпон: Мы работали под контролем врача СС. У нас было небольшое количество мест в лазарете и мы могли производить госпитализацию некоторых больных. Примерно на 20 нуждающихся больных одно место. Медикаментов у нас почти не было. Я работал в этом госпитале до момента освобождения из лагеря.
Бабель: Получали ли Вы указания относительно обращения с больными? Было ли Вам сказано, что Вы должны лечить и ухаживать за больными или же что Вы должны были применять медицинские средства, от которых больные умирали бы?
Дюпон: Я получил приказ отбирать неизлечимых больных и отправлять их для уничтожения. Этот приказ я ни разу не выполнил.
Бабель: Было ли Вам сказано, что Вы должны произвести отбор лиц, которые должны быть уничтожены? Я не понял Вашего ответа. Пожалуйста, повторите.
Дюпон: Я получил приказ отбирать наиболее серьезных больных и направлять их в 61-й барак, где их
Бабель: Вы сказали: "где их должны были уничтожить"? Я спрашиваю, говорили ли Вам, что отобранные должны были быть уничтожены? И было ли Вам сказано, что они посылались в 61-й барак? Сообщали ли Вам о том, что с ними там должно было произойти?
Дюпон: 61-й барак находился под контролем германского унтер-офицера, которого звали Вильгельмом, он сам руководил казнями. Это он отдавал приказ - кого из больных отбирать для того, чтобы направлять их в этот барак. Мне кажется, что положение достаточно ясно.
Бабель: Прошу прощения. Категорического указания Вы не получали?
Дюпон: Указания направлять неизлечимых больных...
Бабель: Господин свидетель! Мне бросается в глаза, что на мои вопросы Вы не отвечаете коротко "да" или "нет", а всегда как-то обходите их.
Дюпон: Было сказано, что эти больные должны были направляться в 61-й барак. Больше ничего не разъяснили, но все больные, попадавшие в 61-й барак, уничтожались.
Бабель: Но Вы этого не наблюдали сами, об этом Вы узнали или слышали. То есть, Вы узнали о том, что те, кто туда направлялся, уже не возвращался обратно?
Дюпон: Это неправильно. Я сам мог наблюдать это, так как я был единственным врачом, который мог входить в 61-й барак, находившийся под контролем заключенного Луи Куних. Я смог извлечь оттуда некоторых больных. Остальные умерли.
Бабель: Если Вам приказали это, почему Вы не заявили, что не будете делать этого?
Дюпон: Если я правильно понял, Вы меня спросили, почему, когда мне приказывали посылать самых тяжелых больных...
Бабель: Я спрашиваю Вас, почему, получив инструкции отбирать для 61-го барака Вы не заявили, что знаете, что происходит в этом бараке, а поэтому не будете делать этого?
Дюпон: Потому, что для меня это означало бы смерть.
Бабель: Я понимаю, а для немцев, которые бы уклонялись от выполнения подобного приказа, что означало бы это для них?
Дюпон: О каких немцах идет речь? О немцах - заключенных?
Бабель: О каком-нибудь немце, например, о немецком враче или каком-либо другом человеке, который работал там. Что бы случилось бы с ним, если бы он отказался выполнять такой приказ?
Дюпон: Если какой-либо заключенный категорически отказывался от выполнения такого приказа - это означало смерть. На практике мы могли иногда и не выполнять его. Я уточняю, что я лично никого никогда не направлял в 61-й барак.
Бабель: Я хотел задать общий вопрос относительно условий в лагере. Тому, кто никогда не видел лагеря, трудно себе представить действительное положение вещей. Может быть, Вы могли бы коротко описать Суду, как был организован подобный лагерь?
Дюпон: Я считаю, что я достаточно подробно рассказал об организации лагеря. Я позволяю себе спросить председателя, стоит ли возвращаться к этому вопросу?
Председатель: Полагаю, в этом нет надобности... Свидетель может удалиться.
ИЗ ДОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ С. РОЙЗМАНА