Нюрнбергский процесс, сборник материалов
Шрифт:
Подписал: Кейтель.
[Документ СССР-433]
...12. Расстрелы советских военнопленных
О расстрелах советских военнопленных и происходящих с ними несчастных случаях со смертельным исходом впредь не требуется доносить по телефону начальнику по делам военнопленных как о чрезвычайных происшествиях.
Так же, как и раньше, в этих случаях следует, однако, через 5
[Документ СССР-112]
Показания Петра Пальникова, данные 1 мая 1945 г. в г.Ганновере (Германия)
Я, Петр Пальников, родился в г.Харькове (Россия) 2 мая 1920 г. Мое постоянное местожительство Майкоп, Пролетарская ул., д.146.
20 ноября 1944 г., выполняя обязанности офицера связи между полками, я был взят в плен 326-й немецкой дивизией или полком, точно я не знаю. После взятия в плен я вместе с другими пленными был отправлен в район Вены. Переход длился четыре дня. В течение этих четырех дней мы не получали никакой пищи. Многие пленные падали, потому что не были в состоянии идти. Те, кто пытался достать пищу по дороге, расстреливались. От 18 до 20 русских пленных были расстреляны во время этого перехода.
Я был помещен в офицерское отделение лагеря для военнопленных, находившегося около Вены. Пробыв там девять дней, я вместе с другими 106 офицерами был отправлен поездом в Ниенбург, который расположен в 80 километрах от Ганновера и около 30 километров от Миндена.
В Ниенбурге (Германия) я был послан в русский лагерь военнопленных, где находились только русские офицеры. В этом лагере я находился до 2 февраля 1945 г. — дня моего побега из лагеря. Я шел по направлению к Вене обходными путями и 10 или 11 февраля был снова взят немцами в плен в одной маленькой деревушке, название которой не помню. Меня взяли в плен два германских полицейских. Меня снова отправили в Ниенбург и посадили на два дня в карцер. После этого меня отправили в исправительный лагерь в Либенау — 6 километров от Миндена. Я прибыл в Либенау 14 или 15 февраля. В Либенау из поезда было выгружено 70 русских, включая гражданских лиц, офицеров и солдат Красной Армии.
В Либенау, вместе с 20 другими мужчинами, я был помещен в так называемую красную камеру, которая была предназначена для лиц, подлежащих уничтожению. Это был барак, состоящий из двух комнат. Когда мы прибыли в барак, там уже находились 40 человек, из которых большинство было русских. Среди них также находились один голландец и один немец. Я оставался в Либенау до 3 апреля 1945 г. и все в том же бараке. Первоначальное количество заключенных в 60 человек то увеличивалось, то уменьшалось, так как ежедневно уводили заключенных, которых убивали и вешали.
3 апреля 1945 г. весь лагерь в Либенау, насчитывавший около 800 человек, был собран и отправлен пешком в район Ганновера, Германия. 6 апреля 1945 г. мы прибыли в Ганновер. Шли мы под охраной, и, в частности, моя группа охранялась особой группой войск СС в форме и гражданской одежде. Во главе каждой группы охранников в 16 человек был один офицер СС.
В моей специальной группе насчитывалось около 250 человек. Среди тех охранников, которые были приставлены к моей группе, был поляк. Фамилия его была Шафа, имени я не помню. Этот человек не присутствовал при расстреле, который потом последовал.
По дороге из Миндена, на окраине Ганновера, находился штаб гестапо и тюрьма. В эту тюрьму была
7 апреля 1945 г. в 6 часов утра в штабе гестапо была собрана группа в составе 25 мужчин и одной женщины, которых я раньше не видел. Нас всех посадили в машину и повезли на кладбище в г. Ганновер. Эту группу охраняли 6 человек, четверо из них находились с нами в задней части машины и имели при себе автоматы. Шофер и один охранник сидели в кабинке. Я никого из охранников не знал и никогда раньше их не видел. У нас были с собой лопаты. По прибытии на кладбище охранники приказали нам выйти из машины и начать копать могилы. Охрана показывала нам, где и сколько копать. Девушка, которая приехала с нами, не копала, а стояла около нас. Это была русская девушка 17—18 лет.
Мы копали с 6 ч. 30 м. до 10 час. утра того же дня. Пока мы копали, прибыло еще шесть охранников, из которых трое были немецкие солдаты и трое гражданских. Охранники стояли вокруг, смеялись и болтали. После окончания работы нас построили по 4 человека, в том числе и девушку. Каждый ряд стоял лицом к могилам. Один из охранников подошел к девушке и выстрелил в нее. Он выстрелил второй раз, а девушка все еще стояла. Когда был дан третий выстрел, девушка упала. Охранник, который стрелял, находился от меня на расстоянии одного метра. Я схватил лежавшую около меня лопату и ударил охранника по голове... Он упал. Я бросился бежать, а за мной еще двое. За кладбищем был лес, и я побежал в том направлении. Между лесом и кладбищем была деревянная ограда, наверху которой была протянута проволока. Один из бежавших со мной был застрелен в тот момент, когда он пытался перелезть через ограду. Что случилось со вторым, я не знаю. Мне удалось перелезть через ограду. Когда я бежал, по мне было сделано по меньшей мере 40 выстрелов. Между кладбищем и лесом (примерно 60 метров от леса) стоял небольшой домик. Когда я был примерно в 20 метрах от домика, с заднего двора его в меня стал стрелять из пистолета мужчина лет 50. Он сделал четыре выстрела. Мне удалось добраться до леса, не будучи раненым, и пройти в глубь его на два километра. Я не знал, следовал ли кто-нибудь за мной, и провел ночь в лесу. На следующее утро я попал в лесную хижину и достал там гражданскую одежду. До этого я носил зеленую форму военнопленного, со знаком «S.U.» на спине. Эта форма была мне выдана в Ниенбурге.
После того как я переоделся в гражданскую одежду, я вышел на дорогу и направился в русский лагерь в г. Ганновер, проходя мимо кладбища, где происходил расстрел. По дороге я встретил двух русских, которые отвели меня в русский лагерь.
Когда, после моего побега, я был возвращен в Ниенбург, меня повели в комендатуру лагеря, где находился человек, который, по-моему, был немецким офицером. В этой комнате больше никого не было, но за дверью стоял караульный. Этот человек прочел мне небольшую бумагу и на хорошем русском языке сказал, что я — агитатор и что меня ждет плохая судьба. После того, как он зачитал мне все это по-русски, мне дали уже другую бумагу и сказали, чтобы я ее подписал. Эта бумага была написана по-немецки. Мне ее не зачитали, и я не знаю, что в ней говорилось. Когда я подписал ее, меня снова отправили в барак. Когда я находился в комендатуре, этот человек спросил меня, как мне удалось сбежать, куда и по какому пути я направился.
Он также спросил, почему я сбежал. Я ответил ему, что здесь так плохо, что я больше не мог оставаться. Все это происходило за день до моей отправки в Либенау.
Люди, которые были со мной в красных бараках, в Либенау, попадали туда по различным причинам. Военнопленные, находившиеся там, были те, которых ловили после побега. Другие сидели за то, что воровали продукты питания. Всех нас рассматривали как политически нежелательных лиц.
Подпись: Пальников.