NZ /набор землянина/

Демченко Оксана Б.

Когда он был зеленее огурца, то есть после второй вылазки, это и началось… Он надсадно заорал, обличая незримую угрозу, а после жахнуло сплошным огнём. В голове стало так тихо, что он не слышал ни своего голоса, ни чужих — ничего вообще… Сразу сделалось непосильно понять, от дождя ли промокли штаны… И ничего не уцелело в памяти о самом бое, даже во сне. Ни намёка, даже в виде бесформенного страха. Сплошная дыра. Вот что был тот день: дыра в жизни. Навылет. Хотя вечером стало понятно: всего-то кожу стесало повыше локтя. И нервы подпалило, а это лечится спиртным. Так сказал памятный навсегда капрал, задумчиво накачивая пойлом рослого новобранца. Ещё капрал добавил: «Билли, у тебя глаза на жопе. У тебя,

черт тебя дери, вообще глаза растут пучками. Так нефиг мяться, не девка! Учуял что, не мнись, сразу вопи и тычь туда, где тебе заметна куча! Это не трусость. Это выживание». Тот капрал улетел домой месяц спустя. Ошмётками тела в закрытом гробу. А рядовой Вэйн привык показывать на кучу незримого дерьма, постепенно отработал короткий внятный жест. То движение руки два следующие капрала так и называли — «дерьмо Вэйна». Сперва он был зол. Потом гордился. Но в грёбаных тропиках все протухает и сгнивает. Страх, гордость, азарт… Остаётся тупая усталость.

Группа замедлилась. Третий на памяти Вэйна капрал, мелкий очкарик с повадками крысёныша, просек знак. Сам стал падать носом в жижу, заодно выкрикивая команду залечь. Не успел.

Звук получился двойной, как щелчок длинного бича на родео. К хаки и серому сразу добавились брызги бурого. И запах пороха, мокрого, размазанного дождевыми струями…

Уильям выругался, сплёвывая дождь и старательно шпигуя пулями зелень там, где чудилась угроза. Почему можно стрелять стоя, он не знал. Это не важно, можно — и все дела. Запах беды бледнел и удалялся. Когда он угас, Уильям побрёл к капралу. Крысёныша Айка уже перевернули на спину. Бледная остренькая морда была запрокинута, в щель рта тёк серый безразличный дождь, из щели пузырилась бурая слюна, стекала по шее. Айк был так окончательно мёртв, что мог не сомневаться: как и мечтал, отбудет домой первым рейсом. Если группа вернётся и доставит труп.

— Психи русские, — шёпотом ужаснулся Йорк, взвизгнул, рванул ручной пулемёт и принялся шало стричь пустой лес. — А-аа…

«Психами русскими» этих тварей повадился звать майор. Он был тот ещё зверь, поджарый, опытный, спокойный. Уильям редко видел майора вблизи и приватно, раз пять. В клубе, слегка подвыпившего и с очередной девкой, всегда — фигуристой, аж на зависть. Один раз майор отослал девку, сунул ей деньги и не глянул вслед. Подбородком указал на освободившийся стул.

— Дерьмо Билли — типа, про твой нюх?

Пришлось кивнуть и очень постараться не морщиться. Тогда он как раз злился на прозвище. Майор помолчал, жестом заказал выпивку на двоих и дождался её прибытия.

— Кто умеет чуять дерьмо, тот может уцелеть, — прищурился майор. — Билли, жизнь — штука ценная, как последний патрон, наверное. Самый, типа, на весь грёбаный мир последний… Такой или беречь любой ценой, или знать крепко, на какое дело использовать. Типа въехал? Вот… Ни шиша ты не въехал. Значит, пока твоё дело — беречь.

Майор помолчал, без спешки отхлебнул виски и погонял во рту, как микстуру от кашля. Проглотил и скривился, ловко цыкнул языком. Показал всем видом: не виски, гнилая моча. Но здесь или ходи трезвый, или не выёживайся, хлебай, что наливают.

— К себе переведу, — решил майор. — Надо типа глянуть, как чуешь. Занятно. Или — полезно? Решу. Психи тут, чую всем прошитым насквозь лёгким. Психи… — Майор резко допил и жестом потребовал повторить. Снова выхлебал. Уильям мог поклясться: после упоминания загадочных «психов» рука майора мелко задрожала. И унялась лишь после второй порции успокоителя, не разбавленного тоником или чем-то ещё. Дальше майор говорил тихо и быстро. — Психи русские. Спецы. Цветных макак учат. Ну и сами типа — охотятся, — пояснил майор после молчания, покачивая в ладони пустой стакан. — Ниже капрала в зачёт у них никто не идёт. Старший группы —

два очка. Майор — три. Парень с пулемётом — одно…

— Откуда…

— Да, их не видели ни разу. Вот типа точно: откуда бы знать? Предполагаю, — поморщился майор. — Спецы впустую не затратят пулю. Трофей, вот их игра. Я здесь давно… типа, понимаю в спецах. Сам… не сопля. Но они — психи. К тому же с «калашами».

Майор замолчал. Уильям ещё долго сидел, стараясь не шевелиться, чтобы не спугнуть продолжение истории. Но продолжения в тот раз не случилось. Позже он собрал из обрывков слов и намёков картинку того, что было страхом бравого майора. Таким большим и искренним страхом, что майор не видел смысла скрывать — и не стыдился. Он уважал психов. Он не сомневался: эти возьмут все, за чем пришли, и сгинут невидимками… Профи.

Майор пробовал донести свой страх наверх, оформив в виде доклада. Но там не верили в психов и не видели разницы в сводках потерь. Пока не жахнуло так, что считать стало некогда… а порой и некому. Тогда и был убит второй на памяти Уильяма капрал. А майор увернулся. Успел заметить «дерьмо Билли» и так резво рванул в сторону, что отделался ранением навылет, только мягкие ткани… Хотя кровищи — весь сон от неё на миг сделался бурым. Лёжа в сплошном месиве из болотной жижи и порубленных пулями джунглей — майор орал до самой потери сознания: «Промазали суки! Промазали. Промазали»… С тех пор Уильям поверил в психов. А майор поверил в «дерьмо»…

Сейчас чутье запоздало. Капрал-крысёныш, доносчик и трезвенник, лежал мертво-серый, с удивлённо раскрытыми глазами.

По черепу Уильяма снаружи стучал крупный дождь, а изнутри пулемётной очередью вторили мысли: никто во взводе не поверит, что ты отвлёкся, и потому облажался, не подал знак заранее. Все знают, этот урод доставал тебя. Все промолчат. Одобрят, и хоть ори, что ты не мстил крысе.

На груди капрала, на штатном «бронике» был всего один след. Двойной выстрел. Как можно из автомата положить пару пуль в одну точку? Защита, ненавистная, тяжеленная, многими с презрением бросаемая в лесу — насквозь… Только «психи» могут так — издали, в движущегося. Дождь во сне надавил на голову болью, картинка вылиняла до черно-белой. Хлопок по спине: сбито дыхание, зато сон будто вправили в обычное его течение. Логика очнулась. Капрал скопытился. Группу надо выводить. Значит, выводить будет тот, кто жив и на ногах. Как стучит пулемёт, виски ломит.

— Поздравляю, капрал, — заверещал пулемётчик, прекратив панически расходовать боезапас, лишь когда звук сменился на сухой холостой щелчёк. — Приветствуем капрала Билли, ребята! Теперь заживём!

Поперёк горла будто натянули удавку, ужасное ощущение. Майор давно намекал на повышение. Это казалось неплохо. Там, в баре. Здесь, в мокрых джунглях цвета хаки, над серым трупом крысёныша, повышение имело иной смысл. Только что Билли стал стоить два очка в чьей-то трофейной охоте. «Психи» до сего дня не интересовались рядовым. Можно было топать и не заботиться о приметности — это при росте под два метра! Рядовой — зверёк массовый, тусклый… Захотелось прощупать жилет на груди. Толстый ведь. Весу в нем фунтов десять. Нет ничего хуже русских в джунглях. А эти — психи с калашами. Три раза плохо. Три грёбанных раза…

— Отходим, — выдавил Уильям. — Надо доставить труп и сообщить… майору о психах. Они вернулись.

— Натаскивают обезьянок, — согласился, выглядывая из-за спины, сослуживец.

Сон укрыл от дождя, милосердно дал затемнение. Хотелось верить, что за ним последует пробуждение. Но взревел мотор — и по глазам полоснуло солнце. Чёртов сон не потерял худшую свою, вторую часть. Там нет джунглей. Зато все тот же бравый майор дослужился до полковника и сидит пассажиром. Сам Уильям уже капрал и сейчас он за рулём тентованного джипа.