О басне и баснях Крылова
Шрифт:
В этих шести стихах, которые все принадлежат подражателю, распространен один прекрасный стих Лафонтена:
Deux pigeons s'aimaient d'amour tendre, [6] –но они, верно, не покажутся никому излишними. Можно ли приятнее представить счастливое согласие двух друзей? Вот то, что называется заменить красоты подлинника собственными. Вы, конечно, заметили последний, простой и нежный стих:
Бывало грустно им, а скучно не бывало. Ну, кажется, куда б хотеть Или от милой, иль от друга? – Нет, вздумал странствовать один из них: лететь.6
Два
И этих стихов нет в подлиннике – но они милы тем простодушием, с каким выражается в них нежное чувство.
Хотите ли картин? Вот изображение бури в одном живописном стихе:
Вдруг в встречу дождь и гром; Под ним, как океан, синеет степь кругом.Вот изображение опасности голубка-путешественника, которого преследует ястреб:
Уж когти хищные над ним распущены; Уж холодом в него с широких крыльев пышет.В Лафонтене этих стихов нет; но подражатель, кажется, хотел заменить ими другие два, несколько ослабленные им в переводе:
…Quand des nues Fond `a son tour un aigle aux ailes 'etendues. [7]Сожалеем также, что он выпустил прекрасный стих, который переведен так удачно у Дмитриева:
Le pigeon profita du conflit des voleurs [8] – Итак, благодаря стечению воров.7
…Как с облаков Нагрянул в свой черед орел, распластав крылья (франц.).
8
Голубь воспользовался раздором воров (франц.).
Стих тем более важный, что в нем стихотворец мимоходом, одною чертою, напоминает нам о том, что делается в свете, где иногда раздор злодеев бывает спасением невинности. Это искусство намекать принадлежит в особенности Лафонтену. Заключение басни прекрасно в обоих переводах, с тою только разницею, что Крылов заменил стихи подлинника собственными, а Дмитриев перевел очень близко Лафонтена и с ним сравнился. Выпишем и те и другие:
Кляня охоту видеть свет, Поплелся кое-как домой без новых бед… Счастлив еще: его там дружба ожидает! К отраде он своей, Услугу, лекаря и помощь видит в ней; С ней скоро и беды и горе забывает. О вы, которые объехать свет вокруг Желанием горите, Бы эту басенку прочтите И в дальний путь такой пускайтеся не вдруг: Что б ни сулило вам воображенье ваше – Не верьте, той земли не сыщете вы краше, Где ваша милая и где живет ваш друг.Крылов.
О вы, которых бог любви соединил, Хотите ль странствовать? Забудьте гордый Нил И дале ближнего ручья не разлучайтесь. Чем любоваться вам? Друг другом восхищайтесь; Пускай один в другом находит каждый час Прекрасный, новый мир, всегда разнообразный. Бывает ли в любви хоть миг для сердца праздный? Любовь,Дмитриев.
Последние стихи лучше первых – но должно ли их и сравнивать? Крылов, не желая переводить снова, а может быть, и не надеясь перевести лучите то, что переведено как нельзя лучше, заменил красоту подлинника собственною. Заключение басни его (если не сравнивать его ни с Лафонтеновым, ни с переводом Дмитриева) прекрасно само по себе. Например, после подробного описания несчастий голубка-путешественника, не тронет ли вас этот один прекрасный и нежный стих?
Счастлив еще: его там дружба ожидает.Автор поставил одно имя дружбы в противоположность живой картине страдания, и вы спокойны насчет печального странника. Поэт дал полную волю вашему воображению представить вам все те отрады, которые найдет голубок его, возвратившись к своему другу. Здесь всякая подробность была бы излишнею и только ослабила бы главное действие. Посредственный писатель, вероятно, воспользовался бы этим случаем, чтобы наскучить читателю обыкновенными выражениями чувства, – но истинное дарование воздержнее: оно обнаруживается и в том, что поэт описывает, и в том, о чем он умалчивает, полагаясь на чувство читателя. Последние три стиха прелестны своею простотою и нежностию.
Выпишем еще несколько примеров. Вот прекрасное изображение моровой язвы:
Лютейший бич небес, природы ужас, мор Свирепствует в лесах: уныли звери; В ад распахнулись настежь двери; Смерть рыщет по полям, по рвам, по высям гор; Везде разметаны ее свирепства жертвы; На час по тысяче валится их; А те, которые в живых, Такой же части ждя, чуть ходят полумертвы. Те ж звери, да не те в беде великой той; Не давит волк овец и смирен, как святой; Дав курим роздых и покой, Лиса постится в подземелье; И пища им на ум нейдет; С голубкой голубь врозь живет; Любви в помине больше нет; А без любви какое уж веселье!Крылов занял у Лафонтена искусство смешивать с простым и легким рассказом картины истинно стихотворные:
Смерть рыщет по полям, по рвам, по высям гор; Везде разметаны ее свирепства жертвы.Два стиха, которые не испортили бы никакого описания моровой язвы в эпической поэме.
Не давит волк овец и смирен, как святой; Дав курам роздых и покой, Лиса постится в подземелье.Здесь рассказ стихотворный забавен и легок, но он не составляет неприятной противоположности с поэтическою картиною язвы. А в следующих трех стихам с простым описанием сливается нежное чувство:
С голубкой голубь врозь живет; Любви и помине больше нет; А без любви какое уж веселье!Это перевод, и самый лучший, прекрасных Лафонтеновых стихов:
<