О боли
Шрифт:
Матушка с батюшкой давно слышали, что в ста верстах от них, на холме, есть ремесленный городок, и там товар продают на ярмарке. А ремесел там всяких – много. Вот только нет гончаров! И народ с окрестных деревень приезжает туда обменивать свой товар на товар, ему необходимый. Да, говорят, потребность в гончарном товаре на той ярмарке большая. Люди приезжают туда за горшками за много верст, а набирают другое: мол, негоже домой с пустыми руками возвращаться.
Думают-думают Матушка с Батюшкой что им делать. Долго ли, коротко ли – это только им известно. Да решают они, что Батюшка съездит туда
Долго ли, коротко ли он едет, да вскоре приезжает. Видит он, что на ярмарке у каждого ремесла свое место есть: тут же товар изготовляют, да тут же лотки для торговли стоят. Хозяева ремеслом промышляют, а хозяйки их товар продают. Дети тут же – друг у друга ремесло перенимают, в учениках ходят: никто без дела не шляется. А народу-ту! Видимо-невидимо! Проходу нет! А товару какого только нет! Тут тебе и привозной, и тутошный. Народ берет товар, меняется. Да еще приехать хочет обменяться, да больше норовит «под заказ».
Батюшка идет, смотрит: есть ли возможность здесь сыну его старшому продолжить обучение плотническому делу да кузнецкому. Находит мастеров, радуется. Располагается сам со своей посудой на месте для продажи пришлого товара. Да узнает, где можно начать их начинание с семьей. Добывает разрешение на землю для того чтобы глину добывать. И радуется он, что ему удается здесь свой гончарный товар продать, еды закупить, везде договориться, место за собой застолбить да закрепиться. Едет домой с семьей радостью этой поделиться, да их забрать в ремесленный городок.
Домой приезжает, семье рассказывает, радостью со своей хозяйкой да с тремя сыновьями и одной дочкой делится. Да начинают они в путь-дорогу собираться. А младшие детишки ничего понять не могут: «Что случилось? Вроде бы веселые, а грусть в глазах у каждого в семье. Да так резво куда-то собираются: вещи в узлы завязывают, отец глины на первой случай заготовляет да свой инструмент и гончарный круг на телегу кладет, мать стряпни печет, словно на ораву, старшие детки с дворовыми ребятами прощаются. Кругом так резко меняется, словно мы навсегда уходить собрались».
Так собирают они три подводы добра, а на одной семью размещают. Матушка с Батюшкой низко дому да земле кланяются, с деревней прощаются и куда-то детишек везут.
Так они долго едут. В дороге молчат. А у детворы – предпоследних сыночка и дочки да сыночка-последыша – недоумение, а спросить боятся. Вот как только повозки на ночлег останавливаются, да коней покормить, дочурка к матушке подходит да ее спрашивает:
– Что ты, матушка, не весела?
А матушка ей и отвечает:
– Как, маленька, мне не плакать, ведь с насиженного места уезжаем, а как там, на новом месте, сложится – пока неизвестно.
– Матушка, ты не расстраивайся, а скажи, куда мы едем и надолго ли?
– Надолго, доченька, надолго. А может, и навсегда. В город едем ремесленный. Та м станем жить да Батюшке помогать: дом строить да гончарный товар творить, – говорит Матушка и замолкает.
А дочка снова к ней:
– А почто мы с насиженного места уезжаем?
– Да, милая, нам
А маленька не успокаивается, расспрашивает:
– А почто нам, малым, ничего не сказали? Мы бы с дружками да землей попрощалися, вас поддержали да радость навели.
– Доченька, да мы вас берегли, несмышленышей. Вы еще малы горе наше знать, да щи наши вам хлебать нет нужды. А вот когда вырастете – сами себе мир открывать станете да оседло место искать. А пока мы ответ держим перед семьей нашей да Создателями, – как говорит это Матушка, так наземь и падает. Что-то ее отпускает, но грусть пока не уходит.
Маленька видит это да говорит:
– Матушка, а что лучше: сидеть на старом месте и голодать, или на новом месте свое заново построить да жизнь отладить, хоть немного голодая?
– Славненькая моя, несмышленая, – отвечает ей Матушка, – конечно, заново построиться да создать лад лучше, чем было прежде. И ничего, что в голоде пока.
– Дак чего тогда печалишься? – говорит дочка. – Мы хоть малы, но удалы – поможем! Вы ведь сейчас не одни, а вон с какой оравой свободных рабочих рук, – говорит это, а сама подымает свои ручонки вверх, Матушке показывает да говорит:
– Матушка, мы хоть несмышленые, но можем что-то делать. Я готова мусор подметать, грязь убирать, что-то относить да подносить. Да и вообще, мы так и ремеслу какому быстрее обучимся. Ты посмотри, сколько необходимо станет сделать: занавески вышить, полотна соткать, нитки напрясть, скатерть определить, дом украсить. Ты только посмотри, сколько у нас станет дела, дочки при тебе, а сынки – с Батюшкой. Спроворим дело, не печалься.
А у Матушки от этих слов на душе становится тепло, и в глазах пошел огонь жизни. Теперь видит она, что хоть мал человек – но человек. А с человеком говорить необходимо, даже с малым-мала меньше. Они твою мысль увидят, от беды оберегут да помогут. Ту т она обнимает свою дочурку, прижимает крепко к своей груди, поближе к душе и сердцу, да плачет от радости, что у них есть такие золотые красавицы да удальцы. Хоть малы, да удалы.
А наутро собирает Матушка семью за круглым луговым столом, потчует да говорит: «Батюшка, мы с тобой не одни. Оглянись, посмотри вокруг, мы с миром и при нас гостюшка – боженька-душа». Говорит это, да прижимает к себе младших: мальца, малую да грудного. Тех, с кем они не говорили о том, что взрослые решили, да что произошло. А Батюшка видит, о чем Матушка хочет сказать, и они еще долго говорят с семьей: как да что, почто они так скоро собрались, да что в их семье случилось. А при разговоре вместе с мальцами совет держат: как делать дело дальше. Да дела меж собой распределяют, чтобы быстро дом построить да на новом месте устроиться.