О чём думает моя голова
Шрифт:
— Ничего подобного, — улыбается новенький. — На крыше. — И показывает рукой на крышу сарая. А сарай высокий, метра два от земли.
— А как же ты… слез?
— Я спрыгнул. Вон в песке след остался.
— Ну, если врёшь, мы тебе дадим жару!
Пошли посмотрели. Возвращаются. Павлик вдруг хмуро новенького спрашивает:
— А ты марки собираешь?
— Нет, — говорит новенький, — я бабочек собираю, — и улыбается.
И мне почему-то тоже сразу захотелось бабочек собирать. И с сарая научиться прыгать.
— Как
— Коля Лыков, — сказал он.
КРОВЕЛЬЩИК
Кровельщик чинил крышу. Он ходил по самому краю и ничего не боялся. Мы с Люськой, задрав головы, глядели на кровельщика.
И тут он нас увидел. Он помахал нам рукой, приложил руку ко рту и крикнул:
— Э-эй! Чего рты раскры-ы-ли-и? Идите помога-а-ать!
Мы бросились к подъезду. Мигом взлетели по лестнице и оказались на чердаке. Чердачная дверь была открыта. За нею в ярких солнечных лучах плясала пыль. Мы прошли по балкам и вылезли на крышу.
Ух, как здесь было жарко! Железо блестело под солнцем так, что резало глаза. Кровельщика на месте не было. Он, видно, ушёл на другую сторону крыши.
— Надо добраться до кровельщика, — сказала я. — Лезем?
— Лезем, — сказала Люська.
И мы полезли наверх.
Мы держались за большую трубу, и лезть было не страшно. Главное, не оборачиваться назад, и всё.
Но вот труба осталась позади. Дальше было только белое гладкое железо. Мы встали на четвереньки и поползли. Руками и коленками мы цеплялись за выступы железа.
Так мы проползли, наверно, целых три метра.
— Давай отдохнём, — сказала Люська и села прямо на горячее железо. — Посидим немножко, а потом…
Люська не договорила. Она большущими глазами смотрела вниз перед собой, и её губы продолжали неслышно шевелиться. Кажется, она сказала «мама» и ещё что-то.
Я обернулась.
Там, внизу, стояли дома.
Какая-то река блестела за домами. Что за река? Откуда она взялась?.. Машины, похожие на быстрых козявок, бежали по набережной. Из труб валил серый дым. С балкона соседнего дома худой человек в майке вытряхивал розовую скатерть.
А надо всем этим висело небо.
Небо было большое. Страшно большое. Огромное. И мне показалось, что мы с Люськой стали маленькие-маленькие! Совсем маленькие и жалкие на этой крыше, под этим большим небом!
И мне стало страшно. Ноги у меня одеревенели, голова закружилась, и я поняла, что ни за что на свете не сдвинусь с этого места.
Рядом сидела совершенно белая Люська.
…А солнце жарило всё сильнее. Железо под нами раскалилось, как утюг. А кровельщика всё не было. Куда он делся, этот проклятый кровельщик?
Слева
Крыша загудела, как колокол.
И тут мы увидели кровельщика.
Он бежал к нам сверху, как будто спрыгнул на крышу прямо с синего неба. Он был молодой и рыжий.
— А ну, вставайте! — крикнул он.
Он дернул нас рывком за шиворот и потащил вниз.
Ручищи у него были как лопаты — большие и широкие. Ох и здорово было с ним спускаться! Я даже подпрыгнула два раза по дороге. Ура! Мы снова были на чердаке!
Но не успели мы с Люськой перевести дыхание, как этот рыжий кровельщик вцепился в наши плечи и стал нас трясти как бешеный.
— С ума посходили! — орал он. — Моду завели — по крышам шляться! Распустились! Пороть вас некому!
Мы заревели.
— Не трясите нас, пожалуйста! — размазывая по лицу слёзы, сказала Люська. — Мы на вас в милицию пожалуемся!
— Чего вы дерётесь? — сказала я. — Сами нас звали, а теперь дерётесь!
Он перестал орать, выпустил наши плечи и покрутил пальцем возле лба.
— Вы что? Того? — сказал он. — Куда это я вас звал?!
Глаза у него были жёлтые. От него пахло табаком и железом.
— А кто нас помогать звал? — закричали мы в один голос.
— Помогать? — переспросил он, как будто не расслышал. — Что-о?! Помога-а-ать!
И вдруг он захохотал.
На весь чердак.
У нас чуть барабанные перепонки не лопнули — так он хохотал! Он хлопал себя по коленкам. У него слёзы текли по лицу. Он раскачивался, сгибался, он прямо падал от смеха… Ненормальный какой-то! Ну что он тут смешного нашёл?! Не поймёшь этих взрослых — то ругаются, то смеются.
А он всё хохотал и хохотал. Мы, глядя на него, тоже стали потихоньку хихикать. Он всё-таки был хороший. Уж очень он здорово смеялся!
Насмеявшись, он вынул мятый клетчатый платок и протянул его нам.
— Ну и дурёхи! — сказал он. — И где только такие водятся? Шутки надо понимать! Да какая от вас помощь, мелюзга вы этакая? Вот подрастёте — приходите. С такими помощниками не пропадёшь — дело ясное! Ну, до встречи!
И он помахал нам рукой и пошёл обратно. А сам всю дорогу смеялся. И он ушёл.
А мы стояли и смотрели ему вслед. Не знаю, что думала Люська, а я думала вот что:
«Ну ладно, вот мы подрастём. Пройдёт пять лет или десять… И этот рыжий кровельщик давным-давно починит нашу крышу. И где мы тогда его найдём? Ну где? Ведь крыш в Москве так много, так много!..»
КАК МЕНЯ УЧИЛИ МУЗЫКЕ
Однажды мама пришла из гостей взволнованная. Она рассказала нам с папой, что дочка её подруги весь вечер играла на пианино. Замечательно играла! И польку играла, и песни со словами и без слов, и даже полонез Огинского.