О чем знаешь сердцем
Шрифт:
А потом он уходит. Через автоматические двери – в ночь.
Синдром разбитого сердца. Бывают случаи, когда пациенты, перенесшие травматическое эмоциональное потрясение, жалуются на боли в груди и проявляют некоторые электрокардиографические аномалии несмотря на отсутствие коронарного атеросклероза… верхушка и средняя часть сердца сокращаются слабо или совсем перестают сокращаться. При рентгенологическом исследовании с помощью контрастного вещества можно увидеть, что очертания сердца искажены, стали сдавленными или сжатыми… человек с разбитым сердцем, по сути, раздавлен тяжестью,
Ф. Гонсалес-Крусси «Жизнь с сердцем: Изучение миров внутри нас»
Глава 30
Неподвижно, с тяжестью на груди я сижу в приемной. Вокруг все как в тумане. Мимо проходят безликие люди. Из интеркома доносятся искаженные голоса. Слева от меня – бабушка, одна рука выбивает дробь на подлокотнике стула, вторая лежит на моей коленке. Справа – Райан. Она не смотрит на меня, молчит. Переживает за папу, а может ужасается мне, как и я сама.
Я ужасная, лживая эгоистка.
Мы ждем, сидя рядом в наших раздельных мирах. Сначала с новостями появляется врач. Папу только что отвезли на операцию. Она продлится несколько часов. Потом возвращается мама. Она кажется такой маленькой, стоя напротив нас со сжатыми в линию губами. И такой испуганной. Это душераздирающе и страшно одновременно.
Бабушка, поднявшись, заключает маму в объятья.
– Все будет хорошо.
Она не может знать этого наверняка. Как и никто из нас, однако мы все цепляемся за уверенность в ее голосе.
Мама, уткнувшись в ее плечо, кивает, ее губы дрожат, на глазах слезы, но, когда она замечает нас с Райан, в ней что-то меняется. Она встречает бабушкин взгляд, и та отпускает ее из объятий. Мама вытирает глаза, выпрямляется и протягивает к нам руки, чтобы мы подошли. И став ради нас насколько возможно сильной и уверенной, повторяет бабушкины слова:
– Все будет хорошо.
Вчетвером мы садимся в ряд: бабушка, Райан, мама и я. Молчим, пока ждем – с тяжестью на душе, но сплоченные силой, которую черпаем друг у друга. Со временем усталось берет свое. Бабушка, подперев щеку кулаком, засыпает. Райан уходит к свободным стульям, вытягивается на них и, едва закрыв глаза, проваливается в сон. Мамин подбородок падает на грудь.
И я вновь остаюсь одна.
Мои глаза горят, тело ноет, но разум не дает мне заснуть. Проходят часы, секундная стрелка тикает, точно пульс, а я снова и снова вспоминаю сцену с Колтоном. Его боль и гнев. Свое чувство вины и стыда. Секреты. Ложь. Неизлечимые раны. Необратимый урон.
Я не знаю, сколько времени мы прождали, когда перед нами появляется врач. Касаюсь маминого плеча, и она, моргая в холодном больничном свете, сразу садится. Под глазами у нее залегли глубокие тени, но, увидев врача, она моментально встает.
Он улыбается.
– Новости хорошие. – И Райан, и бабушка тоже встают и присоединяются к нам. – Операция прошла успешно. Мы смогли устранить тромб и установить стент. Сейчас он выходит из наркоза.
Мама обнимает врача.
– Спасибо, огромное вам спасибо.
С искренней, но усталой улыбкой он похлопывает ее по спине.
– Он еще не очнулся, но я попрошу, чтобы вам сообщили, когда анестезия пройдет.
Вскоре после ухода врача появляется медсестра и уводит маму к отцу. Бабушка принимает решение остаться и подождать ее, а нас с Райан отправляет домой. Мы не спорим. Молча уходим по коридору и обе не
Я думаю о том, где он сейчас. Вернись, прошу мысленно. Будь здесь. Но я знаю: он не вернется.
Пока мы идем к парковке, отдаленный вой сирены, приближаясь, становится громче. Райан щелкает брелком и открывает свою дверцу. А я смотрю, как под предупредительным знаком тормозит «скорая». Сирена замолкает, но огни все вращаются, красный-синий, красный-синий, пока боковые дверцы отъезжают, и с обоих сторон выпрыгивают медики.
Красные и синие огни на фоне бледного предрассветного неба. Отрывистые голоса врачей поверх громких обрывков разговоров по радио.
Внезапно я теряю способность дышать.
– Куинн, – доносится откуда-то издалека голос Райан.
Я на нашей дороге. Стою на коленях, потеряв все.
Задние двери «скорой» распахиваются, оттуда появляется еще один медик и, вытягивая каталку, зовет остальных.
– Заносим его! Быстро, быстро!
– Куинн, поехали. – Голос Райан выдергивает меня в настоящее, но боль ни на чуточку не затихает.
Здесь, в настоящем, я потеряла еще больше, чем тогда.
Лишь по-настоящему тяжелый опыт… способен в полной мере показать нам бренность и эфемерность жизни… И это знание оставляет на наших сердцах нестираемую печать.
Ф. Гонсалес-Крусси «Жизнь с сердцем: Изучение миров внутри нас»
Глава 31
Я сижу у себя на кровати и смотрю на телефон, который держу в руке. На номер Колтона, готовый к тому, чтобы его набрали. Стоит только нажать на кнопку. Но я не нажимаю. Я знаю, он не ответит. Я звонила ему. Много раз, а потом мои звонки стали уходить на автоответчик, словно он выключил или выбросил телефон. Думая поехать к нему, я пыталась подобрать слова, которые помогли бы ему понять, – не вышло. Пыталась представить, будто мы вернулись в прошлое. Пыталась представить нас на воде или около водопада, или как мы вместе сидим на пляже и глядим на закат. Тоже не вышло. Я вижу только его лицо, злое лицо, и слышу слова, сказанные мне таким тоном, словно мы были чужими.
Забудь, что знаешь меня.
В его словах не было злости. Только боль – причиненная мной. И никто не скажет мне, что так получилось случайно, или что все вышло из-под контроля, или что я не могла поступить иначе.
Я искала его. Я нашла его. Я позволила себе влюбиться в него.
Ни на один из этих поступков у меня не было права.
Раз за разом я делала выбор, но таким образом лишала права выбирать его самого и, если вспомнить слова Райан, упустила шанс сделать настоящим то, что нас связывало. Я стерла все наши моменты, все дни, все впечатления еще до того, как успела их пережить. Теперь я – прошлое, которое он хочет забыть. И у меня нет другого выбора, кроме как не мешать ему это сделать.