О чувстве юмора и остроумии
Шрифт:
Общая стратегия такого процесса решения задачи осуществляется при главенствующем участии лобных долей мозга. (Это доказывается сравнительным изучением больных, у которых поражены различные участки мозга.) Но и для успешного острословия тоже необходима нормальная работа лобных долей, как показывает клинический опыт.
Глупость как объект осмеяния
Учение без размышления вредно.
Размышление без учения опасно.
Разбор патологического остроумия подводит нас еще к одному вопросу — что такое глупость? Вопрос этот далеко
30
Н. Г. Чернышевский, Избранные философские сочинения, т. 1, «Госполитиздат», 1950, стр. 286.
Обычно философы, психологи и нейрофизиологи пытаются дать определения разума. Может быть, глупость — это отсутствие или нехватка разума? Такой ответ был бы очень простым, но, к сожалению, он недостаточен.
Артур Шопенгауэр в книге «Мир как воля и представление» пытался объяснить глупость, противопоставляя ее остроумию. Шопенгауэр исходит из того, что чувственное знание — истинно, а абстрактное знание — приблизительно: оно приближается к чувственному, как мозаика приближается к живописи. Осознание несовпадения между понятием и реальным объектом есть причина смеха. Несовпадение между понятием и объектом возникает так: за одним понятием скрывается несколько объектов. Но объекты хоть и похожи, но все же различны, так как понятие отражает объекты с какой-то одной стороны. Наступает момент, когда человек внезапно осознает несоответствие между объектом, взятым во всей полноте его свойств, и односторонне отражающим его понятием. Осознание этого несоответствия вызывает смех.
Все смешное Шопенгауэр делит на два вида: остроумное и глупое. Остроумие — это такая форма смешного, при которой мы имеем два различных объекта и умышленно смешиваем их, пользуясь тем, что они могут быть охвачены одним понятием.
А если начать с понятия, в которое входят два отличающихся объекта, и неожиданно воспринять различие этих объектов, то в этом случае причиной смеха будет не остроумие, а глупость. Остроумие и глупость исчерпывают собой все смешное. Общая схема смешного: от различия объектов к единству понятия (остроумие) и от единого понятия к различию объектов (глупость).
Хотя Шопенгауэр претендовал на окончательное решение проблемы остроумного и глупого, его трактовка оставляет еще много неясного.
Прежде всего отметим, что житейское понятие «глупость» не совпадает с медицинским понятием «слабоумие» в его трех последовательных градациях: идиотия, имбецильность, дебильность.
Идиотия — наиболее выраженная форма слабоумия. У идиотов ограничено узнавание людей и бытовых предметов. Иногда они даже не распознают съедобное от несъедобного. Речь отсутствует, они издают лишь отдельные звуки. Условные рефлексы у идиотов почти не образуются. Они с трудом, и не всегда, овладевают навыками опрятности.
Имбецильность — менее выраженная ступень слабоумия. Имбецилы овладевают речью, но словарный запас их беден, абстрактных слов в их лексиконе нет. Мышление очень замедлено. Внимание сосредоточивается лишь на самый короткий срок. Обучение чтению и письму затруднено. Иногда у них проявляется односторонняя
Дебильность — наиболее частая форма слабоумия. Дебилы способны к обучению, но в общей школе учиться не могут. Недостаток отвлеченного мышления и медленное протекание нервных процессов требуют особого подхода (наглядное обучение). Дебилы склонны к употреблению речевых штампов. Исполнительны.
В жизни мы часто видим, что человек не — подходит ни под одно из приведенных выше описаний, и все-таки о нем говорят — и вполне единодушно, — что он глуп, что оп дурак.
Поскольку математически точного определения глупости не существует, то обратимся к опыту поколений, запечатленному в фольклоре. Образ дурака в фольклоре весьма распространен: очевидно, эта проблема интересовала наших предков. Вспомним сказку о дураке, который, повстречав людей, носивших в амбар мешки с верном, не знал, как их приветствовать. Его научили: надо пожелать им «таскать вам, не перетаскать». В другой раз, увидев похоронную процессию, он применил полученные знания, пожелав людям, провожавшим усопшего, «таскать вам, не перетаскать», за что ему изрядно намяли бока.
В предельно простой ситуации народной сказки проблема сразу взята за рога: глупость проявляется прежде всего в неспособности перенести опыт из одной жизненной ситуации в другую. Ведь человеку приходится овладевать различными областями знания, включая и научное знание. Каждая область знания есть более или менее законченная, цельная система понятий, ассоциированных между собой. Умение переходить от одной системы к другой, умение увязывать их между собой, то есть применять знания, полученные в одной области, к совершенно, казалось бы, другой сфере — есть признак ума. Неумение сделать это — основное свойство глупости.
Но в той узкой области, которой дурак посвятил много лет упорного труда, он вполне может достигнуть высокой степени совершенства и даже обучать других… Такие случаи мы часто наблюдаем среди научных работников. Это так называемые ученые дураки, и недаром говорится, что ученый дурак — куда больший дурак, чем неученый. Ибо у него претензий больше, он позволяет себе высказываться по более широкому кругу вопросов. Его компетентность в узкой научной области вселяет в него уверенность, что он и в других областях силен. Поэтому глупость его может быть беспредельной. На это обстоятельство давно уже указал Мишель Монтень в «Опытах»; «…именно среди ученых так часто видим мы умственно убогих людей, из которых вышли бы отличные землепашцы, торговцы, ремесленники. Науки пригодны лишь для сильных умов, а они весьма редки».
Небезынтересно вспомнить высказывание польского математика Стефана Банаха: «Математик — это тот, кто умеет находить аналогии между утверждениями: лучший математик тот, кто устанавливает аналогии доказательств; более сильный математик тот, кто замечает аналогии теорий; но можно представить себе и такого, кто между аналогиями видит аналогии» [31] .
Если развернуть афористически-лаконичное определение Банаха, то можно истолковать его таким образом, что поиск аналогий — это и есть перенесение опыта из одной ситуации в другую. Чем более внешнего сходства в ситуациях, тем легче усмотреть в них аналогию. Чем более непохожи ситуации, тем труднее интеллектуальная задача переноса опыта.
31
Цит. по кн.: А. Эмпахер, Сила аналогий, М., «Мир», 1965, стр. 15.