О декабристах

Волконский Сергей Михайлович

Здесь же, в Фалле, помню и я его, как это ни странно, - мне было три года. Но отчетливо помню во флигеле, который мы впоследствии звали по имени управляющего "дом Лилиенкампфа", - помню в кресле сидящего, с большой белой бородой, с длинною трубкой курящего дедушку. Помню его и другой

раз; последующей зимой в Петербурге, в том доме, где мы жили, - на углу Малой Морской и Гороховой, дом Татищева, - он жил в квартире над нами; нас с братом повели к дедушке, но мы так расшалились, что нас забрал старый его камердинер Степан и снес обратно вниз. Этот Степан прожил долго; на улицах Петербурга он нам попадался, когда нас водили гулять: всегда пьяный, с красным носом, он при встрече нам целовал руку, что нас приводило в последнюю степень смущения, и говорил по-французски, что мы в то время мало еще понимали. Мы, дети, боялись его ...

Здесь, в Фалле, за чаем проходили бесконечные рассказы Сергея Григорьевича - от года первого до {173} пятьдесят шестого. Спокойное настроение было нарушено тревожными известиями из Черниговской губернии: княгиня Мария Николаевна была сильно больна. Отец мой выехал в Вороньки. Сергей Григорьевич ехать не мог, он сам заболел.

Михаил Сергеевич застал свою мать в сильном приступе болезни печени при непрекращающейся лихорадке. Силы ее были слишком подточены всем, что она перенесла; через шесть недель она скончалась - 10 августа 1863 года на 58 году от рождения. В архиве нашем сохранился протокол о вскрытии тела и акт о предании тела земле.

После смерти Марии Николаевны жизнь Сергея Григорьевича была постепенным физическим угасанием. Поездка заграницу уже не помогла; он вернулся в Вороньки, чтобы, как он выражался, "сложить

жизнь рядом с той, которая ему ее сохранила". Ум его не угасал; еще за день до смерти он писал письма, давал распоряжения о выписке журналов на следующий год. Конец его был тих. Смерть подошла к нему неслышно, не оспаривала его у жизни, она подождала, чтобы жизнь уступила его. Рано утром исповедался и причастился.

Потом стал писать письмо сыну; устал, перешел на кровать и попросил Елену Сергеевну почитать ему. Она читала вслух, когда заметила, что дыхание его стало затруднительно и учащенно. Она заменила книжку "Отечественных Записок" Евангелием и продолжала читать. Он отошел под это чтение. Было утро 28 ноября 1865 года, ему было 77 лет.

Мой отец при смерти своего отца не присутствовал, он был в Петербурге. Мне было пять лет. Это была первая смерть; я не отдавал себе отчета. Помню слезы родителей, помню черное платье матери...

{174} Заботами Елены Сергеевны и Михаила Сергеевича над прахом их родителей воздвигнута церковь по рисункам архитектора А. Ю. Ягна. Я был при закладке и при освящении этой церкви. В иконостас вставлены иконы, бывшие в Сибири. Под ними на доске текст, который княгиня Мария Николаевна поставила во главу своих "Записок":

Господь решит окованные...

Господь возводить низверженные...

(Псалмы 145, 144.)

Над сводами склепа высечен текст, который отец мой поставил во главу издания "Записок" своей матери:

"Радуйся, неусыпающая попечительнице во узах и темнице сидящих".

Москва,

21-го февраля 1921 года.