О доблестном рыцаре Гае Гисборне
Шрифт:
Гай несколько раз менял направление, заставлял продираться через чащу, где не пройдут кони, перебираться через упавшие деревья, а то и, пригибаясь, под просто зависшими на ветвях соседей и готовых рухнуть в любое мгновение, кони там точно не пройдут, в первый раз позволил перевести дыхание только после двух ручьев, когда долго шли по воде вниз по течению.
Армстронг из-за своей массы устал больше других, но не роптал, о Гае Гисборне знали, что всегда или почти всегда выводит своих людей целыми из самых тяжелых боев.
Гисборн, как самый жилистый
— Сегодня выйдем к нашим землям, — объяснил он. — Они хоть и французские, но английские.
Армстронг пробормотал устало:
— Это как?
— Нормандия, — объяснил Гисборн, — была всегда нашей… ну, с тех пор, как викинг Ролло со своими норманнами отнял самые лучшие земли у франков. Потому и называется Нормандией. И хотя его правнук Вильгельм Завоеватель потом высадился в Англии и стал английским королем, он не перестал быть хозяином Нормандии, ясно? А потом Генрих II женился на Алиеноре Аквитанской, она принесла ему в приданое Аквитанию, так что половина Франции наша по закону…
Армстронг хмыкнул.
— Осталось завоевать другую половину, и Франция станет Англией?
Гисборн сказал невесело:
— Я не знаю, что думают наши короли. Но войны гремят всюду. Только что-то они мне в последнее время осточертели. Уже не хочу ни славы, ни добычи.
Армстронг покосился на него с сочувствием. Рослый, могучий и жилистый, рыцарь выглядит так, будто его породила сама война: жесткий, суровый и безжалостный, всегда успевающий предвидеть опасность, прошел через все войны, не получив ни одной серьезной раны, а мелкие не в счет, умеющий рассчитывать каждое мгновение боя как для себя, так и для отряда.
— Я вообще-то, — ответил он, — тоже… это самое.
Сэм и Нил помалкивали, в их мешках столько награбленной добычи, что воевать точно никуда не пойдут, купят богатые хозяйства и заживут почти лордами.
Гисборн поднялся, подхватил заплечный мешок.
— Пора!
— Еще ноги не отошли, — пожаловался Армстронг.
— По дороге отойдут, — сказал Гисборн неумолимо. — А вдруг нас все еще ищут?
Армстронг и лучники встали с кряхтением, но покорно, при Гисборне, как шла молва, всегда выживают. Да и сами знали, что случилось с теми, кто решил еще задержаться…
Как Гисборн и обещал, к полудню вышли на земли, что хоть и французские, но английские, и хотя английской речи так и не услышали, но местные от них не шарахались, а из попавшегося навстречу отряда всадников указали, где просторный постоялый дом.
Все четверо повеселели, Гисборн видел, как спадает страшное напряжение последних дней. На постоялом дворе оказалась прекрасная харчевня, еда и вино лучшего качества, в Англии такое только у лордов, да еще и так дешево, что Армстронг громко возжелал поселиться во Франции навеки.
Двое суток они отсыпались и восстанавливали силы, на третьи Гисборн
Дальше ехали верхами, кони здесь дешевле, чем в Англии, жаль только, что за их провоз через Ла-Манш придется платить очень дорого, лучше там же на берегу и продать…
Гисборн, сверяясь по карте, выбирал кратчайшие дороги, а то вел и по бездорожью, где не пройдут телеги, зато к побережью приближались вдвое быстрее.
Ему уже чудился грозный грохот волн, набегающих на скалистый берег, когда ехали через прекрасный лес, весь залитый солнцем, и увидели двух молодых крестьянок, собиравших хворост.
Сэм заорал весело:
— Девочки, мы вам поможем!.. И даже до дома довезем!
Обе женщины, завидев подъезжающих мужчин, бросили хворост и ринулись наутек. Гисборн в бессилии выругался. Оставайся женщины на месте, ничего бы не произошло, несколько шуточек, то да се, а если бы отказали, то всадники поехали бы дальше, хоть и громко сожалея, но когда убегают — в каждом просыпается инстинкт зверя-охотника: догнать, прыгнуть сзади, повалить…
Он даже не кричал вслед, повелевая остановиться, хороший командир знает, что есть черта, за которой подчинение заканчивается, и пытаться приказывать в подобных случаях — только ронять свой авторитет.
Ему подчиняются, потому что он спасает их от опасностей, но как отказаться, когда от тебя в лес убегает молодая и сочная, тряся выменем и колыхая двумя аппетитными половинками толстого зада?
Потом, когда они садились на коней, женщины в изорванных платьях, через которые у обеих просвечивает голое исцарапанное тело, исступленно кричали вслед:
— Чтоб вы все передохли, английские ублюдки!.. Да чтоб вас Господь покарал за все муки, что вы принесли в наши земли!..
Гисборн хмуро молчал, Армстронг тоже отводил взгляд, а Сэм ответил громко:
— Не противились бы законным требованиям нашего короля, никто бы вас и пальцем не тронул! А раз не признаете прав Ричарда Львиное Сердце…
Однако в его голосе звучал стыд за содеянное, а Нил пробормотал, что ну ладно, чего ж там, они же француженки, у них все это просто, как сопли вытереть…
Глава 3
Словно гневаясь, небо заволокло тучами, налетела гроза, быстрая, короткая, но мощная. Дороги мгновенно развезло, но, к счастью, гостиницы здесь на каждом шагу, здесь уже английские земли. Армстронг с облегчением увидел одну такую на развилке дорог, пустил коня вскачь, а во дворе соскочил на землю и набросил повод на крюк коновязи.
— Уже вечер, — сказал он, опережая Гисборна, — заночуем, а за ночь земля подсохнет!
Гисборн смолчал, чем ближе к Англии, тем меньше с ним считаются, что вообще-то его устраивает, хоть и малость задевает. Ладно, пусть, за одного себя отвечать легче, чем за десяток недисциплинированных остолопов.