О геополитике: работы разных лет
Шрифт:
“Мы раскрасили это [пространство] на карте в красный цвет и затем оставили пустующим”, — заявляет австралийский друг людей, имея в виду, с одной стороны, огромные резервы территорий Северной Австралии для 30 млн. жителей и констатируя — с другой, что поблизости, в азиатской части Земли, происходит регулирование перенаселенности, например в китайской провинции Гуанси, в результате численность населения из-за голода и массовой смертности колеблется между 6-16 млн. и что в 1920 г. свыше 21 млн. в долине Хуанхэ фактически не имели никаких иных средств пропитания, кроме древесной коры, растительных остатков и внешней благотворительности.
Но именно в сфере пограничных идеологий экономический эгоизм проявляет себя как прескверный советчик
Этот особенно захватывающий опыт можно дополнить многими другими острыми случаями, скрытыми проблемами, каковые имеются в Южной Америке, или примерами угасающих, закостеневших образований, как в Пиренеях. Однако образцом, особенно достойным упоминания, представляется нам папа римский Александр VI. Определенная им граница, а затем одним из его наследников повторно проведенная, ставшая всемирно известной демаркационная линия между испанским и португальским империализмом, будучи разрушенной в 1493 и 1506 гг., действовала до 1845 г. в своих последних формальных обозначениях. Лишь 1 января 1845 г. Филиппины, входившие на основе этой линии в границу времени испанско-американского государства, подключились к календарю Восточной Азии, к которому они принадлежат согласно природе движения Солнца!
Еще и сегодня вследствие такого произвольного проведения границы большая Бразилия с ее 30 млн. португалоговорящего смешанного населения существует как самое крупное государство и одновременно как чужеродное тело в испански-колонизованной Латинской Америке. Это создает на границе скрытое напряжение, которое возникло там из-за того, что огромные пространства, завоеванные извне, были расчленены и разграничены согласно локально чуждым, созданным гуманитарными науками представлениям, в то время как внутренние границы прежних колониальных государств только теперь в силу внутренней естественной необходимости постепенно приводятся в равновесие.
Существенные разъяснения о большей или меньшей способности отдельных интеллектуальных сообществ признать биологически правильные границы, установить ранее сохранявшиеся также при временном перемещении дает, например, сравнение иерархического Атласа с другими в качестве особенно устойчивых, проверенных краеведением разграничений, о чем можно узнать из трудов Б. Песслера. Британская точка зрения изложена в работе Э.Г. Хилса “The geography of international frontiers” или более широкие взгляды, учитывая военную истерию, в работе Л.В. Лайда “Types of political frontiers in Europe”.
Самые резкие противоречия среди новейших имен, как мне представляется, — в сочинении А.М.М. Монтейна “Ein neues [с.107] Volkerrechtsprinzip” с дальнейшим крайним развитием идей Ратцеля о постоянном смещении и передвижении границ, а также в сообщениях Уэллса и его друзей с Вашингтонской конференции.
Эти сообщения, лейтмотив которых обращен ко всем жизненным формам с большой плотностью населения, с постоянным ростом населения и сильным
“Это была с самого начала чисто реваншистская война, поэтому все расширения территории, которым она содействовала, были несправедливы с самого начала. Разумеется, Вашему Величеству кажется, что заключенные мирные договора должны прикрывать эту несправедливость; но мирные договора, как известно, побежденные подписывают не по доброй воле. Естественно, их подписывают, когда одному к горлу приставят нож. Подписывают, как отдают свой кошелек, когда нет выбора: деньги или жизнь.
Это даже не позволяет выставить в качестве аргумента, что Вы имели право известные места удерживать потому, что они служат укреплению Ваших границ. Никогда у нас не было потребности беречь свою безопасность, не было права отбирать землю у нашего соседа. Вы властно продиктовали мир и его условия, вместо того чтобы урегулировать его справедливо и умеренно. Поэтому такой мир не может быть постоянным. Вы ни разу внутри границ не придерживались этого, столь бесцеремонно Вами продиктованного мира. В разгар мира Вы продолжали вести войну и новые захваты! Такое поведение возбудило против Вас и противопоставило Вам всю Европу. Даже нейтралы с нетерпением ждут дня, когда Вы ослабеете и станете покорным”.
Таков Фенелон. Разве это не сохраняет силу и сегодня?
А Уэллс, столь настойчиво цепляясь за самобытность идей, не знает в этом случае ничего иного, кроме избитой мудрости рантье: “Надо мной не каплет!” Потому что это подходит британской, французской, бельгийской и нидерландской колониальным империям (а также временно до их перехода точки насыщения в Северной Америке (примерно в 1950 г.) и Соединенным Штатам) в пределах их пространств с плотностью населения соответственно 7, 9, 15 и 26 человек на кв. км, а другие крупные жизненные формы должны довольствоваться своими богоданными малопространственными связностями при плотности населения от 133 (Германия) до 200 (Южная и Центральная Япония), [с.108] до 140 и более (Италия). Так может продолжаться до тех пор, пока другие, более жизнеспособные расы, вынужденные [обстоятельствами], не обратятся за своей долей — хотя именно сильнейшие, обладающие жизненным рвением расы современных белых культуртрегеров пришли в упадок как раз благодаря этому методу. Япония же отвергает его.
Однако подобными пошлостями такой очень остроумный, духовно богатый человек, как Уэллс, в своих сочинениях о Вашингтонской конференции и в последующие годы попытался убаюкивать одну даму, объехавшую большую часть Востока — древнего культурного пояса Старого Света, по поводу сокращения рождаемости в Восточной Азии такой же покорностью своей судьбе в урезанном пространстве, какая, как полагали, уже достигнута во Внутренней Европе. Как мало на самом деле была достигнута цель, какое крушение потерпели, следовательно, посланцы гуманитарных наук со своей позицией вечных границ растущих народов на Дальнем Востоке, ныне это отражается пламенем в освободительном движении в Южном Китае, в мятеже сельскохозяйственных рабочих на Яве (где плотность населения достигает 300 человек на кв. км) и в выборе самоопределения в Индии. Итак, в этих точках зрения мы не находим ничего нового, кроме запутанных формул для старых аргументов, уже часто выдвигавшихся экономическим эгоизмом.