О годах забывая
Шрифт:
В дверь постучали, и мальчишеский голос спросил:
— Тетя Аля!
Она отпрянула от мужа, точно великая грешница, застигнутая на месте преступления, залилась краской и неверным голосом спросила, подходя к двери и поправляя чудесные волосы:
— Что тебе?
— Арсений пойдет на занятия ЮДП?
— Он в парикмахерскую побежал, а оттуда — на занятия.
— Спасибо!
Аня подошла к зеркалу, увидела свое красное лицо, подкрасила губы и немного успокоилась. Алексей, вздыхая,
— Вспомнила! Богодухов — это же Сморчков. Талантливый, обходительный, представительный такой, хотя и совсем неинтересный. Он сегодня официально оформил развод, и я видела, как он был опечален женитьбой Михаила на Нине.
— Тебе могло и показаться.
— Нет уж, извини… — Аня еще стояла у зеркала, держа в руке губную помаду. — Кстати, Нина — молодец, совсем не красится, даже губы не подводит. Не то что я. Но знаешь, верь моим словам: так просто это у Александра Александровича с Ниной не кончится.
— Фантазерка ты, Аня!
— Да, фантазерка, если замужем за строителем мифической яхты, но здесь, к сожалению, все реально. Есть предчувствие!.. Запомни мои слова. А Александру Александровичу надо сменить фамилию на Богодухова. Я обязательно помогу ему. Ты помнишь, как он Чацкого играл, помнишь монолог: «Карету мне, карету!» Не ладится жизнь, видно, у него. А ведь известным бы мог стать чтецом.
Она зашла за ширму, зашуршало ее платье, она сказала:
— Неужели правда, что ты достал билеты на такого скрипача?
— Предстань, думал все так просто. Не тут-то было…
— Я рада!
— Тому, как не легко достать билет?
— Популярности Альберта Маркова! Это же виртуоз! И мне столько дает его исполнение, даже когда слышу но радио.
Аня вышла из-за ширмы в другом платье, что-то она переменила и в прическе. Алексей улыбнулся:
— Два или три раза ходим в месяц на концерты и спектакли, и каждый раз я иду словно с другой женщиной.
— А ты разве сомневался когда-нибудь в этом? Разумеется, я меняюсь, вернее, меня изменяет предстоящее.
— Мне хорошо!
— И я не жалуюсь.
Помолчав, она сказала:
— Хорошо, что ты взял билет и для Арсения. Хотя, боюсь, это оставит его равнодушным: не рано ему?
— Нет, что ты! А то как бы он не начал развиваться односторонне. И если уж мы его берем с собой на все спектакли, то так и надо продолжать. И потом… каждый по-своему отзывается на музыку. Может быть, он воспримет ее куда ярче и глубже, чем ты. О себе не скажу, я слабо чувствую музыку. — Он углубился в чертеж, и опять карандаш заскользил по бумаге.
Над листом чистой бумаги наклонился с карандашом и Арсений в комнате, где проходили обычно занятия юных друзей пограничников. Он начал
— Вот что, ребята, — он указал на маленький букет роз. — Если на сегодняшних занятиях не сможет быть Михаил Варламович, мы сходим и поздравим его дома, вручим наш скромный подарок. А? — Он провел рукой по неостриженной голове: деньги, данные ему на парикмахерскую, он вложил в общий котел на подарок своему наставнику.
— А сколько до начала? — спросил кто-то.
— Еще три минуты осталось!
— Опаздывает!
— Хорош ты! Опаздывает! Мы привыкли его за пять минут видеть. Вот тебе и кажется, будто он опаздывает.
— Двадцать шесть нарушителей задержал лично!
— Двадцать шесть?! А тридцать не хочешь? А контрабанды, писали, на два миллиона!
— Это в старых два миллиона, а в новых двести тысяч!
— Ну и что? Ценность-то вещей не изменилась!
— Я обязательно стану пограничником! Пойду в офицерское училище!
— Мне Кошбиев говорит: надо не отчаиваться в дни неудач. Надо каждый день приближаться к цели, каждый день! И не думать, что ты умнее других. Если твой враг — комар, считай его за слона.
— Но на него-то не комары налетели с ножами. Расскажи-ка, Арсений, не все это знают.
— Самбо! Говорят, кое-какие приемчики ему Михаил Варламович показал.
Дверь отворилась, ив комнату вошел Кулашвили.
— Встать! Товарищ Кулашвили, юные друзья пограничников собрались на очередное занятие, — с волнением доложил Арсений.
Михаил Варламович оглядел своих питомцев. «Надо сейчас же сказать два слова ребятам, все объяснить и уйти. Но как они смотрят на меня! С какой любовью! Неужели я стою этого? Какие все разные, интересные люди! — думал он, не зная, что видит их оригинальность и неповторимость потому, что сам самобытен и ярок. — Как им скажешь, что сегодня у меня особый день и занятий не будет. — И он заколебался. — Может, не сразу сказать, а несколько минут побыть? Неловко, неловко получается… А Нина не обидится?.. Она же поймет… Ну действительно… как это так — повернуться и уйти?!» — Он вытянулся, блеснули награды. Негромко сказал:
— Здравствуйте, ребята!
— Здравия желаем!
— Садитесь!
— Погодите, — сказал Арсений с особой торжественностью. — Товарищ Кулашвили, дорогой Михаил Варламович! Разрешите нам от всей души поздравить вас с сегодняшним событием в вашей жизни. Примите от нас эти цветы… Мы очень-очень ценим и не забудем, что в такой день вы все же пришли к нам.
Михаил растроганно пожал руку Арсению.
— Разведка, вижу, работает.
— Юные друзья пограничников! — парировал Арсений.