О гражданском неповиновении (сборник)
Шрифт:
Я с гордостью сознавал, что свобода Массачусетса и всей нашей родины находится в столь надежных руках; я мог снова взяться за мотыгу с легким сердцем и спокойно предаться своим трудам, преисполненный веры в будущее.
Когда играло несколько оркестров, казалось, что весь поселок стал огромными мехами, и каждое здание то шумно раздувается, то опадает. Но иногда ко мне в лес доносились подлинно вдохновенные звуки; трубы пели о славе, и я ощущал желание проткнуть какого-нибудь мексиканца – стоит ли останавливаться перед таким пустяком? – и искал глазами сурка или скунса, на котором мог бы испробовать свой воинственный пыл. Бравурные звуки доносились словно из далекой Палестины, напоминая о крестовых походах; верхушки вязов, осенявших поселок, слегка вздрагивали в такт музыке. То бывали великие дни, а впрочем, небо над моей поляной выглядело таким же великим и вечным, как всегда.
Очень интересным было мое длительное знакомство с бобами, пока я их сажал, окапывал, собирал, обмолачивал, лущил и продавал – последнее было всего труднее, – а можно добавить еще: и ел, потому что я их пробовал. Я решил познать бобы. Выращивая их, я работал мотыгой с пяти утра до полудня, а в остальное время обычно занимался другими делами. Интересно также близкое знакомство, которое сводишь с различными видами сорняков, – да будет мне позволено несколько повторяться, потому что и в
Летние дни, которые иные из моих современников посвящали изящным искусствам в Бостоне или Риме, иные – созерцанию в Индии, а иные – коммерции в Лондоне или Нью-Йорке, я, вместе с другими фермерами Новой Англии, посвятил работе на земле. Не то чтобы я непременно хотел питаться бобами (по части бобов я пифагореец [246] , для чего бы они ни предназначались – для похлебки или баллотировки [247] , и я менял их на рис); быть может, я работал в поле лишь ради образов и тропов, которые пригодятся в будущем какому-нибудь сочинителю притч. В общем, это было редкостным удовольствием, и если бы длить его слишком долго, оно превратилось бы в настоящий разгул. Хотя я не удобрял свои бобы и даже не окучил их все до конца, я мотыжил весьма усердно там, куда я доходил, и был за это вознагражден, потому что, как говорит Эвелин [248] , «ни один компост или удобрение не сравнится с постоянным рыхлением и перелопачиванием земли». «Земля, – говорит он в другом месте, – особенно свежевзрытая, таит в себе нечто притягательное, привлекающее ту соль, силу или потенцию (назовите это как хотите), которая придает ей жизнь и является смыслом всего нашего труда на земле, а унавоживание и иное низменное вмешательство – не более как вспомогательные средства». К тому же мое поле было одним из тех истощенных полей под паром, которые отдыхают и, по предположению сэра Кенельма Дигби [249] , привлекают из воздуха «жизнетворящую силу». Словом, я собрал с него 12 бушелей бобов.
246
По преданию, древнегреческий философ Пифагор был противником употребления в пищу мяса и бобов.
247
В суде древних Афин виновность или невиновность обвиняемого решалась голосованием с помощью бобов: черный боб опускали в «урну обвинения», белый – в «урну прощения».
248
Эвелин Джон. Философские рассуждения о земле (Evelyn John. Terra: а Philosophical Discourse of Earth. London 1729).
249
Сэр Кенельм Дигби (1603–1665) – английский естествоиспытатель, автор «Рассуждения о произрастании растений» (Sir Kenelm Digby. Discourse concerning the Vegetation of Plants. London, 1661).
Постараюсь быть более точным – недаром многие жаловались, что м-р Кольман описал главным образом дорогостоящие опыты фермеров-любителей, – и приведу таблицу своих расходов.
Мотыга – 0 долл. 54 ц.
Вспашка, боронование, нарезка борозд – 7 долл. 50 ц. (слишком дорого)
Семенные бобы – 3 долл. 12 1/2 ц.
Семенной картофель – 1 долл. 33 ц.
Семенной горох – 40 ц.
Семена брюквы – 6 ц.
Белая веревка для отпугивания ворон – 2 ц.
Пользование конным культиватором и оплата работы мальчика (3 часа) 1 долл.
Лошадь и повозка для доставки урожая – 75 ц.
Итого: 14 долл. 72 1/2 ц.
Доходы мои (patrem familias vendacem, non emacem esse oportet (отцу семейства надлежит продавать, а не покупать – лат.)) составились из следующих статей:
Выручка за девять бушелей двенадцать кварт бобов – 16 долл. 94 ц.
За пять бушелей крупного картофеля – 2 долл. 50 ц.
За девять бушелей мелкого картофеля – 2 долл. 25 ц.
За траву – 1 долл.
За стебли – 75 ц.
Итого: 23 долл. 44 ц.
Что оставило мне чистого дохода, как я уже говорил, 8 долл. 71 1/2 ц.
Таковы результаты моего опыта выращивания бобов. Советую сажать обыкновенные мелкие белые бобы, примерно первого июня, рядами, на расстоянии три фута на восемнадцать дюймов, отбирая для посева чистые и круглые бобы. Остерегайтесь червей, а пустые места заполняйте новыми посадками. Если место открытое, берегитесь сурков, которые почти начисто обгрызают первые нежные листочки, а когда появляются молодые побеги, они опять тут как тут и объедают бутоны и молодые стручки, сидя на задних лапах, как белки. Но главное, соберите урожай немедля, чтобы уберечь его от заморозков и легче продать; этим вы избежите больших потерь.
И еще кое-чему я научился. Я сказал себе: на следующий год я не столько буду заботиться о посевах бобов и кукурузы, сколько о семенах искренности, правды, простоты, веры, невинности и тому подобного, если они еще уцелели; посмотрим, не удастся ли их взрастить на этой почве, даже и с меньшими затратами труда и удобрения, чтобы они питали меня, потому что этими посевами земля наверняка еще не истощена. Но увы! – так я сказал себе, а прошло лето, и еще одно, и еще, и я вынужден признаться тебе, читатель, что посеянные мной семена, если они действительно были семенами добродетелей, были поедены червями или потеряли всхожесть, но только они не взошли. Люди обычно не бывают смелее своих отцов. Наше поколение наверняка каждый год будет с роковой неизбежностью сажать кукурузу и бобы в точности так, как веками сажали их индейцы и как они обучили этому первых поселенцев. Недавно я с удивлением увидел, как старик, уже по крайней мере в 70-й раз в своей жизни, ковырял мотыгой землю и притом
Пусть нам кажется, что мы беседуем с ангелом. Если хлеб не всегда насыщает нас, он всегда для нас – благо. Созерцая великодушие в человеке или Природе, приобщаясь к любой чистой и высокой радости, мы распрямляем натруженные спины, становимся гибкими и легкими, забываем о наших недугах.
Древняя поэзия и мифология содержат указания на то, что земледелие было некогда священным занятием, а мы занимаемся им с кощунственной поспешностью и небрежностью и с единственной целью: чтобы усадьбы и урожаи были побольше. У нас нет торжественных церемоний и праздников урожая, которые напоминали бы земледельцу о святости его дела и позволяли выразить благоговейное к нему отношение, – я не считаю такими праздниками наши выставки скота или так называемый День благодарения. Тут фермера больше всего прельщают премии и выпивка. Не Церере и не земному Юпитеру приносит он жертвы, а скорее Плутону, властителю Ада. Себялюбие, стяжательство и гнусная привычка, от которой никто из нас не свободен, – считать землю прежде всего собственностью или средством накопления – уродуют наши пейзажи, унижают земледельческий труд и обрекают фермера на жалкое прозябание. К Природе он относится, как грабитель. Катон [251] говорит, что плоды земледельческого труда особенно праведны и чисты (maximeque pius quoestus), а у Варрона [252] сказано, что древние римляне «звали землю Матерью, или Церерой, и считали жизнь земледельцев самой праведной и полезной, а их самих – единственными потомками царя Сатурна».
250
Строки из эклоги английского поэта XVII в. Фрэнсиса Куорлза.
251
Катон. О Земледелии. Введение, раздел 4.
252
Варрон Марк Теренций. О сельском хозяйстве (Rerum Rusticarum). Оттуда же и этимологии приводимых ниже латинских слов.
Мы склонны забывать, что солнце равно светит на возделанные поля, на прерии и на леса. Все они равно отражают и поглощают его лучи, и поля – всего лишь малая часть величавой картины, которую оно созерцает, свершая свой дневной путь. Пред лицом его вся земля – возделанный сад. Будем же пользоваться его светом и теплом доверчиво и великодушно. Что из того, что я купил семена бобов, а осенью собрал их? Поле, которое я так долго созерцал, не мне одному обязано урожаем; высшие силы поили его влагой и заставляли зеленеть. Не мне и собирать весь урожай. Разве суркам тоже не принадлежит в нем доля? Пшеничный колос (по латыни spica, а раньше speca, от spe, что означает «надежда») не должен быть единственной надеждой земледельцев, ибо он вынашивает не одни только зерна (granum – от gerendo, «носящий»). Тогда нам не придется бояться неурожаев. Отчего бы нам не радоваться также и сорнякам? Ведь их зерна – житница птиц. Не так уж важно, чтобы урожай наполнил закрома фермера. Истый земледелец должен жить без тревог – ведь не заботится же белка о том, чтобы каштаны непременно каждый год урождались, – пусть он завершает свой труд ежедневно, пусть не притязает на весь урожай своих полей и приносит мысленно в жертву не только первые, но и последние их плоды.
Поселок
До полудня я работал на огороде, иногда читал и писал, а после этого обычно вновь купался в пруду, задавшись целью переплыть какой-либо из его заливов, обмывал с себя трудовой пот или усталость от умственных занятий и во второй половине дня был совершенно свободен. Каждый день или через день я шел в поселок за новостями, которые передаются там непрерывно, из уст в уста или из газеты в газету; в гомеопатических дозах они освежают не хуже шелеста листвы или пения лягушек. Как я ходил в лес поглядеть на птиц и белок, так я ходил в поселок поглядеть на людей и ребятишек; вместо шума ветра в соснах я слушал стук повозок. Неподалеку от моего дома, на приречных лугах, жила колония мускусных крыс, а в противоположной стороне, среди вязов и платанов жили чем-то всегда занятые люди; они интересовали меня не меньше, чем если бы то были луговые собаки, сидящие каждая у своей норы или бегающие поболтать к соседям. Я часто ходил туда наблюдать их повадки. Поселок представлялся мне большим отделом новостей. На одном его конце, чтобы окупить его содержание, как некогда у «Рэддинга и Компании» [253] на Стейт Стрит, торговали орехами, изюмом, солью, мукой крупного помола и другой бакалеей. У иных такой ненасытный аппетит на первый из этих продуктов – т. е. на новости – и такое отличное пищеварение, что они могут сколько угодно просидеть на людных улицах, пропуская через себя новости, точно пассатные ветры; или вдыхая их как эфир, который не действует на сознание, но вызывает онемение и нечувствительность к боли – иначе некоторые новости было бы больно слушать.
253
Издательство «Рэддинг и Компания» содержало в Бостоне газетный склад.