О ком молчат призраки
Шрифт:
– Как раз Зинаида была самой старшей из погибших, – разбирая документы, сказала Ксюша. – Ей было тридцать два.
– Первая жертва совсем молоденькая, – Полина читала по другому листу. – Всего двадцать три. А третьей девушке… Вот! Ей было двадцать пять ровно.
– Странно, – прокомментировал Митька. – Они совершенно разные внешне. Разный возраст. И почему?
Все поняли, о чем он спрашивает. Последнее время это уже стало традицией. Ребята часто вот так не договаривали фразы, зная, что друзья уловят мысль.
– Но так уже было, – пожала плечами Ксюша. – В том случае.
– Но тут даже в деталях одежды ничего нет, – рассматривая фото погибших, отметил Стас. – Разнится все. И социальное положение. И манера одежды. Ничего общего.
– Тогда нам придется общаться с родными и друзьями женщин, – досадливо морщась, констатировала Полина. – Так всегда не хочется их беспокоить… и так горе в семье…
– А еще нам придется ехать на кладбище, – угрюмо заметил Митька.
5.
Вечер еще только опускался на землю. Сумерки, зимние, холодные, были густыми, какими-то особенно плотными, с оттенком синевы. Именно в это время суток, когда снег еще искрится, а небо становится низким и тяжелым, еще верится в новогоднюю сказку. Даже, когда этого снега не так много, даже, когда кругом грязь и бездорожье, а еще и этот странный нереальный пейзаж.
– Всегда этому удивлялся, – признался Стас Ксюше. Они стояли рядом, уже привычно, как-то интуитивно касаясь друг друга плечами. – Вон там, за деревьями видны ультрасовременные многоэтажки, а там, слева новейшие коттеджи. А прямо перед нами…
– Почти не изменившийся с девятнадцатого века вид помещичьей усадьбы и церкви, – прекрасно поняв его, продолжила девушка с легкой веселой иронией. – И все это наш милый старый среднестатистический российский городок.
– Ага! – вклинился в разговор Митька, остановившись рядом с ними. – Мне всегда это нравилось. В школе проходили про какой-то там американский город. Лос-Анджелес, что ли? Это город контрастов! Они у нас не были…
Друзья рассмеялись.
– Какие же вы оптимисты, – таким е весело-ироничным тоном отозвалась им Полина, осматривающая церковь. – Оно, конечно, верно. Новые многоэтажки и эта усадьба рядом – смотрится интересно, но Ксюша сказала, почти не изменившийся вид… Вот тут ошибочка. Дом полу развалился, церковь давно нуждается в реставрации и тоже закрыта.
– Зато кладбище точно неизменно, – уже более серьезно заметил Митька. – Не считая покосившихся надгробий и … разрытых могил.
– Да уж, – Стас поморщился. – Ненавижу вандализм.
Они столпились как раз у того самого пролома в кладбищенском заборе. До недавнего времени, это была достойная преграда, закрывающая мир живых современных людей от мира давно усопших. Каменная стена, пусть облупившаяся со временем. Но… это же время, а может, и чьи-то руки разрушили камень. Теперь здесь зиял пролом. Неровный, с вывороченными глыбами, широкий и … мерзкий. Какой-то неправильный. И прямо по небольшому пригорку, образовавшемуся с годами под основанием ограды, теперь шла неровная узкая тропа, чуть чернеющая на фоне небольшой корки снега.
– Слушайте, – Стас шагнул от тропинки внутрь кладбища. – Как ни странно, вот прямо здесь нет раскопанных захоронений. Вон, даже надгробия более-менее ровные строят.
– Странно не это, – Митька шел за ним, уставившись на экран планшета, каким-то чудом не спотыкаясь и не сбивая носки своих любимых ярко-оранжевых ботинок. – Это не совсем чтобы и кладбище. Вот как раз эта часть. Вернее, не официальное кладбище.
– В смысле? – удивилась Полина. Они с Ксюшей последовали за молодыми людьми, но более осторожно.
– Ну… – Митька остановился, что-то читая на экране. – Какая-то очередная традиция… Тут есть карта кладбища, каким оно было в середине как раз девятнадцатого века… и вот тут… То есть, где мы стоим… Тут и могилки изображены. Крестики такие на карте. И… Ограда дальше, вон там!
Молодой человек указал куда-то вглубь кладбища. Стас решительно направился туда, обходя надгробия – старые серые камни, стесанные временем фигуры и статуи.
– Да, – подтвердил он, нагнувшись и что-то ощупывая на земле. – Вот тут даже видно. Еще одна ограда была. Тоже каменная, но не такая широкая, как та, что обвалилась.
– Все верно, – Полина встала на пятачке между трех надгробий, как бы посередине между Митькой и Стасом. – Это на самом деле еще одна традиция. Там, за старой оградой, которую ты, Стас, видишь, хоронили правильных покойников. А здесь, где стоим мы втроем с Митькой и Ксюшей, не правильных.
– Что? – Митька посмотрел на нее озадачено. – Не правильных. Это как?
– Те, кого не могла принять церковь, – пояснила ему Ксюша, прогуливаясь от Полины к блогеру, и рассматривая надгробия. – За оградой хоронили грешников. И чаще всего, самоубийц или некрещеных детей.
– Которые умерли в младенчестве, – пояснила про детей Полина. – И кого просто не успели крестить.
– А еще убийц, – напомнил им Стас, направляясь к девушкам и тоже, осматривая надгробия.
Уже совсем стемнело, и друзья включили фонарики, чтобы лучше видеть даты и имена на могилах.
– Здесь есть несколько … бугорков, – отметила Ксюша, присев, чтобы лучше рассмотреть находку. – Это тоже явно могилы, но без имен и дат. Думаю, это как раз и есть дети.
– Угу, похоже, – Полина прошла в другую сторону. – А вот тут даже какие-то слова посвящения есть… ага! Это более новые могилы. Похоже, уже в начале двадцатого века в этой части стали хоронить и обычных покойников.
– Места на основном кладбище не хватало, – предположил Стас. – Да и… в двадцатом веке было уже не до таких суеверий и правил. Но … наша дама, если мы, конечно, предполагаем, что нападает именно она, должна быть похоронена точно здесь. Только в старой части. Полина, давай смотреть ближе к церкви.
– Скорее уж, все-таки ближе к основной ограде, – девушка фонариком указала на проем, оставшийся где-то позади и правее. – Думаете, найдем ее могилу? А там могут быть даты и имя?
– Вопрос в том, – вдруг несколько сухо спросила Ксюша. – Удосужился ли кто-то из нас узнать это имя?