О кораблях и людях, о далеких странах
Шрифт:
И вдруг шум драки перекрывает свисток. Слышен крик капитана:
– Команда, по кубрикам! Погасить свет! Отбой!
С фонарем в руках он приближается к баку. Матросы медленно расходятся. Они вытирают кровь, сплевывают, крепко ругаются. Ктото втаскивает Руди на люк. Это Гейн Иогансен. Когда капитан доходит до фок-мачты, никто уже не дерется. Большинство спокойно закуривает.
Рядом с Руди, задыхаясь, грозится д'Юрвиль:
– Только бы мне узнать, кто это был! Ну и тяпнула меня эта собака за руку!
А Черный
– Ну и удар у этого парня! Хороший, должно быть, фонарь мне наставил!
Руди жарко делается от радости...
Немного спустя Георг, Иогансен, плотник и Руди идут к корме.
– Я раньше никогда не думал, что моряки такие! И никогда не верил, когда про таких читал в книгах, - говорит Руди.
– А они и не такие!
– замечает Тетье.
– Не такие!
– соглашается боцман.
– Он вытирает рукой кровь, бегущую из носа.
– Зто все работа проклятая, Руди! Тяжелая работа. Rы бы попробовал сам в такую жару пошуровать внизу у топок!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
В ТРОПИЧЕСКОЙ АФРИКЕ
I
Выход нашелся.
– Примирение.
– И Руди хочется встать за штурвал.
– Чуть не забыли.
– Авария.
– "Продал!" - Грязная
сделка.
1
После полудня Руди и Георг сидят в каюте за столиком и что-то подсчитывают. На листочках бумаги длинные столбики цифр. Ребята очень торопятся, но чем длиннее делаются столбики, тем светлее становятся их лица.
– Точно! Четыреста одиннадцать марок! Вот уж никогда бы не поверил!
– говорит Георг, закончив подсчет.
– А без моих десяти марок была бы только четыреста одна марка, - замечает Руди.
– Больно здорово ты считать умеешь!
– корит его Георг.
– Тебе что, обратно отдать твою десятку?
– Да брось ты, я же просто так сказал!
С тех пор как "Сенегал" четыре дня назад снялся с якоря в Матади, юнги только и заняты тем, что собирают деньги для Клауса. При этом они требуют от каждого, чтобы он молчал как рыба. Прютинг ничего не должен знать.
Они уже сейчас радуются той минуте, когда Клаусу будут вручены деньги. Руди считает, что это надо сделать небрежно, как бы походя. Вот небось глаза вытаращит!
Кто, собственно, первым предложил сбор, сейчас уже никто не помнит. Решение созрело как-то само собой. Но собрать деньги оказалось не так легко, как представлял себе Руди. Далеко не каждый с готовностью раскрывал кошелек или отдавал талон из матросской книжки. Очень скоро оба юнги поняли, как важно выбрать правильный момент. Например, нельзя подходить со списком к матросу, когда тот стоит один. Тут ему легче всего отвертеться.
А когда вокруг несколько человек, - трудно. Ему стыдно уверять, что нет, мол, нескольких лишних марок для помощи товарищу. Список получился довольно длинный, и Руди пришлось взять второй лист.
Руди берет оба подписных листа и поднимается со стула. Георг
– Гляди, как бы тебе не попало от буфетчика, что ты опять в каюте торчишь!
– Да ну его!
– отвечает Руди.
– Совсем спятил в последнее время.
– А у меня начальник хороший!
– радуется Георг.
– Лентяй, каких свет не видывал. Но зато меня не трогает. Вот я и распределяю свой рабочий день, как хочу. У тебя хуже!
– Да что ты! Я совершенно свободный человек. Я все устраиваю, как сам хочу. И ни...
– Генрих!
– раздается крик на палубе.
Руди вздрагивает, прячет списки и быстро начинает переодеваться. Георг хохочет.
– Куда этот чертенок опять провалился?
Слышно, как к каюте приближаются шаги. Буфетчик рывком открывает дверь.
– Так я и знал, бездельник!.. Что я тебе приказывал? Сейчас же ступай медь чистить!
– Да я только другую рубашку хотел надеть, пропотел весь!
Вааль, пыхтя, бросает злобный взгляд на Георга, который как раз закуривает сигарету, и удаляется.
– Ничего не скажешь, ты человек свободный, - улыбается Георг.
Справа по борту темнеют далекие леса. Над сплошной массой деревьев возвышаются отдельные великаны. У самого берега белая каемочка - это прибой. Нигде не видно бухты, где можно было бы бросить якорь, откуда можно было бы пробить эту стену тропического леса. А над темной грядой клубятся пышные белые облака. Руди даже прищуривает глаза, так они ослепительно белы.
На "Сенегале" готовятся грузовые стрелы, уже шипит пар, начинают трещать лебедки. Темнокожие грузчики смазывают стальные тросы, проверяют блоки, заливают буксы, а на самой палубе сидят около двадцати африканцев и сбивают острыми молотками ржавчину с железных плит.
Уже много дней подряд палуба гремит от этих ударов.
Первый штурман поднимается по трапу и, вытирая пот со лба, идет к своей каюте. Около Руди, который чистит медь, он останавливается.
– Позавидуешь тебе. Хорошая работенка!
– произносит он.
– Сидишь себе тут, носом клюешь, ну, иной раз на берег посмотришь - хорошая жизнь! Не то что у первого штурмана! Весь день по палубе носишься как угорелый. В следующий рейс обязательно наймусь в каютные юнги, а то так скоро и ноги протянешь.
– И штурман направляется в свою каюту.
Немного погодя Руди вытирает руки ветошью и медленно следует за ним. Набравшись храбрости, он стучит.
– Что там еще! Опять беспорядок наводить пришел? Штурман сидит за столом и выжимает лимон.
– Давайте я вам это сделаю!
– быстро сообразив, предлагает Руди.
– Пожалуйста! Сахар вон там в банке!
– А я вам еще кусочек льда из своего холодильника принесу.
И Руди бросается в буфетную.
И, когда приходит обратно с кувшином свежей воды, в которой плавают кусочки льда, штурман говорит ему: