О Личности. Книга эго
Шрифт:
Слово «идеал» кажется мне грязным ругательством. У меня нет идеалов. Идеалы сводят с ума. Именно идеалы превратили наш мир в большую психушку.
Идеал означает, что ты не являешься тем, кем должен быть.
Он создает напряжение, беспокойство, мучения. Он разделяет тебя, превращает в шизофреника. Идеал – в будущем, но ты-то – здесь, в настоящем. А как ты сможешь жить, пока не станешь идеалом? Сначала стань идеалом, а потом живи себе – но этого
Идеалы неосуществимы – потому они и идеалы. Они доводят тебя до белого каления, сводят с ума. Ты клянешь себя – ведь до идеала не дотянуться. Возникает чувство вины. В действительности это именно то, чем занимаются священники и политики, – стремятся зародить в тебе вину. Для этого они и используют идеалы – механизм прост. Сначала нарисуй идеал, а вина подключится автоматически.
Вообрази, что я скажу тебе: двух глаз недостаточно, нужны три, ну-ка, живо открой третий глаз! Читай Лобсанга Рампу – открывай третий глаз! И ты прилагаешь неимоверные усилия, изловчаешься и так, и эдак, стоишь на голове, читаешь мантру – а третий глаз все не открывается. И ты начинаешь испытывать вину – ведь тебе чего-то недостает, ты – неправильный. Ты ощущаешь подавленность. Принимаешься тереть третий глаз – а он все не открывается.
Остерегайся подобного вздора. Эти два глаза прекрасны. И даже если у тебя всего один глаз – это тоже здорово. Просто принимай себя таким, каков ты есть. Бог создал тебя совершенным, он не оставил в тебе ничего незавершенного. А если ты ощущаешь какую-то незавершенность, то она – часть совершенства. Ты совершенно несовершенен. Богу лучше знать: лишь в несовершенстве заключена возможность роста, лишь в несовершенстве есть движение, лишь в несовершенстве таится возможность свершения. Был бы ты самим совершенством – был бы неживым, словно камень. Тогда ничего не происходило бы, ничего не могло бы произойти. Постарайся понять меня правильно: Бог также совершенно несовершенен, иначе он давно бы уже умер. Он не дожидался бы, пока Фридрих Ницше заявит: «Бог умер».
Что бы делал этот Бог, если бы был совершенством? Он не мог бы ничего сделать, он был бы не волен что-либо предпринять. Он был бы лишен возможности роста – ведь двигаться некуда. Он просто бы торчал здесь. Он не смог бы даже покончить жизнь самоубийством – ведь если ты идеален, ты не проделываешь таких штук.
Прими себя таким, каков ты есть.
Я не заинтересован ни в каком идеальном обществе – ничуть. Я не заинтересован в идеальных индивидуумах.
Я вообще не заинтересован в идеализме!
По моему мнению, никакого общества не существует – есть только одни индивидуумы. Общество – это всего лишь утилитарная функциональная структура. Невозможно встретить общество. Тебе доводилось когда-либо встречать общество? А встречать человечество? А христианство, индуизм, ислам – доводилось? Нет, ты всегда встречал индивидуума – конкретного, во плоти, индивидуума.
Но люди всегда размышляли о том, как бы им преобразовать общество, как создать идеальное общество. И эти люди столько огородов нагородили! От них сплошь беды да несчастья. Из-за их идеального общества рушилось самоуважение людей, они у всех породили чувство вины.
Все чувствуют себя виновными, кажется, что никто не счастлив таким, каков он есть. Так можно вызвать чувство вины в чем угодно, и как только это чувство появляется, ты получаешь власть. Человек, породивший в тебе чувство вины, обретает над тобой власть – помни об этой стратегии, – потому что только он способен освободить тебя от нее. В этом случае ты должен обратиться к нему. Сначала священники порождают вину, а потом велят тебе идти в церковь. Ты должен идти к исповеди: «Я совершил этот
Послушайте эту историю…
Мать застукала Кальвина за совершением смертного греха и тотчас же отправила его исповедоваться.
– Отец, – сказал Кальвин, – я забавлялся сам с собой.
– Зачем ты это делаешь? – закричал не на шутку рассердившийся священник.
– Мне больше нечем было заняться, – признался Кальвин.
– В качестве наказания прочтешь пять раз «Отче наш» и пять раз – «Богородице, Дево, радуйся».
Неделю спустя мать Кальвина застала его за тем же занятием и снова отправила на исповедь.
– Отец, я забавлялся сам с собой.
– Зачем ты это делал?
– Мне больше нечем было заняться.
– В качестве наказания прочтешь десять раз «Отче наш» и пять раз – «Богородице, Дево, радуйся».
Еще через неделю Кальвин вновь проштрафился.
– А ну, марш на исповедь, – велела ему мать, – и отнеси этот шоколадный торт добрейшему отцу.
Однако в ожидании своей очереди Кальвин прикончил торт. В исповедальне он покаялся:
– Святой отец, мама передала вам шоколадный торт, но я его съел, стоя в очереди.
– Почему ты это сделал? – спросил священник.
– Мне больше нечем было заняться.
– Лучше бы ты поиграл с собой.
Священнику нет никакого дела до того, что за безобразия ты там чинишь; у него свой интерес – шоколадный торт. А ты можешь отправляться на все четыре стороны! Делай все, что тебе вздумается, только не оставь его без шоколадного торта.
Они порождают вину, а затем прощают тебя во имя Господа. Делают из вас грешников, затем говорят: «Придите к Христу, Он – ваш спаситель».
Не существует того, кто мог бы тебя спасти, – в первую очередь потому, что ты не совершал никакого греха. Тебя не нужно спасать.
Я не ратую ни за какое идеальное общество. Умоляю, отбрось это наваждение, оно ввергло мир в сплошной кошмар. Помни – ничего нельзя добиться политическими мерами. Политике пришел конец. Кого бы ты ни поддерживал – правых или левых – избавься от иллюзий. Необходимо отказаться от идеи, будто какая-либо система может стать спасительной. Ни одна система не принесет спасения – ни коммунизм, ни фашизм, ни гандизм. Ни один тип общества не способен спасти тебя, и ни одно общество не может стать идеальным. Как не может быть спасителя – Христа, Кришны или Рамы. Отбрось эту галиматью, которой тебя напичкали, – о вине и о своей греховности.
Направь всю свою энергию в танец, празднование жизни. И ты поймешь, что уже идеален – здесь и сейчас, тебе не нужно становиться идеальным.
Идеология как таковая утратила истинность. Вообще-то, истиной там никогда и не пахло. И сила убеждения тоже исчезла. Лишь кучка недоумков до сих пор верит в то, что можно состряпать некий проект и путем социальной инженерии претворить в жизнь новую утопию общественной гармонии.
Мы живем в век высшей свободы. Мы достигли совершеннолетия.