О любви и не только… (сборник)
Шрифт:
Анжела смотрела на прошлую жизнь, и невольно всплывал вопрос:
«А зачем все? Зачем вся эта красота, знания, метания любви, если в итоге – разжижение мозгов и не помнишь, как тебя зовут…»
* * *
Четыреста долларов в месяц оказались большой тратой для родственников, и Розалию определили в какой-то качественный интернат. Для Анжелы пришло освобождение, нельзя сказать, чтобы желанное. Анжела привязалась к Розалии. Все-таки бабушки нужны в природе,
Привязанность к долларам тоже оказалась ощутимой. Это были ее первые большие деньги. С ними Анжела чувствовала себя увереннее, как с Алешкой на танцах. Никто не подойдет и не обидит.
Сто долларов из зарплаты Анжела отсылала матери. Наташка откладывала их «про черный день», не тратила на водку. Хотя, если разобраться, все ее дни были черными и серыми. Просто Наташка уважала деньги своей дочери, не тратила их на презренное зелье и в результате чаще оставалась трезвой.
* * *
Анжела вернулась к Кире Сергеевне.
Она работала по дому почти так же, как у Розалии, но бесплатно. Поэтому довольно скоро ноги привели ее в агентство, и агентша Таня присмотрела выгодное место: в коттедж к новым русским.
* * *
Коттедж – трехэтажный, кирпичный, с затейливой крышей, но располагался не в дачном поселке, а в простой деревне Мамыри и стоял среди покосившихся изб – один как дурак. Хвастливо высился, нескромно выделялся.
«Сожгут», – подумала Анжела, но вслух ничего не сказала.
В дальнейшем в Мамырях стали строиться и другие особняки, но это было много позже. Хозяева Анжелы были пионеры этих мест и очень долго пребывали в своем вызывающем одиночестве.
Хозяйку звали Диана. Определить ее возраст было невозможно: то ли тридцать, то ли шестьдесят. У нее не было ни одной морщины. Лицо – как яйцо. Разговаривала Диана, как чревовещатель, с абсолютно неподвижным лицом. Звуки исторгались из живота, а губы не двигались.
Анжела догадалась, что Диана сделала подтяжку и боялась новых морщин.
Диана не спросила, как зовут ее новую домработницу. Обходилась без имени. Анжела не обижалась. Перед ней стояла цель – сверкающая, как снега Килиманджаро. Где-то она слышала такое нарядное словосочетание: «снега Килиманджаро». Для этой цели надо было заработать пять тысяч долларов. Так что Диана для Анжелы тоже не имела имени. Диана – средство, как порошок для мытья посуды.
Иногда приезжала дочь Дианы по имени Яна. Она была старше Анжелы, но ненамного. От нее исходило непонятное сияние, как будто Яна спустилась с другой планеты. Инопланетянка.
Анжела стеснялась ее рассматривать, но однажды не выдержала
– Яна, вы такая красивая, можно я на вас посмотрю?
– Можно, – просто разрешила Яна.
Анжела откровенно рассматривала Яну и подозревала: мало быть красивой от природы. Надо еще окучивать красоту, как редкий цветок. Такая красота делается воспитанием, культурой, образованием, хорошими манерами.
– Все? – спросила Яна. – Я могу идти?
Анжела почувствовала, что у нее болят скулы. Оказывается, она все это время напряженно улыбалась.
* * *
Вечером Анжела рассматривала себя в зеркало. Все на месте, но общее впечатление – пустой стакан. Сосуд, в который ничего не налито.
Анжела стала читать книги. Книги Диана хранила в гараже. Половина гаража завалена книгами. То ли Диана их выбросила, то ли временно хранила.
Анжела вытаскивала без разбора и читала, читала. Времени было навалом. Хозяева приезжали только на выходные, пять дней пустых.
Однажды попался Лев Толстой. Одно предложение – семь строчек. Пока до конца дочитаешь – забудешь, что было в начале предложения.
Анжела все-таки дочитала «Анну Каренину», но не поняла: почему Анна кинулась под поезд… Вронский же не отказывался. Собирался жениться. Расписались бы, родили ребенка – вот тебе и женское счастье.
Поразмыслив, Анжела догадалась: Анна покончила с собой от безделья. У нее не было цели, не было снегов Килиманджаро, один только Вронский. Она ему надоела и себе надоела и не видела выхода…
Однажды попалась книжка без первой страницы. Анжела стала читать, и ей показалось, что это про нее, но очень тактично. Без хамства и высокомерия.
Анжела задумалась и долго не понимала: как это другой человек смог ухватить ее мысли?
Анжела решила узнать адрес писателя, прийти к нему домой и вымыть окна. Можно отпроситься у Дианы и съездить в Москву.
Диана выслушала Анжелу, посмотрела книгу и сказала, что никуда ездить не надо, поскольку автор умер сто три года назад, в 1904 году.
Анжела расстроилась, но ненадолго. Она поняла, что книги делятся не на «хорошие» и «плохие», а на свои и не свои. Как дети. Свои – нравятся, а не свои – оставляют равнодушной, хоть все вокруг заходятся от восторга. Например, Достоевский… ковыряется в душе, как в земле, и докапывается до червей, и выволакивает наружу. И рассматривает. Больное воображение.
А есть такие, которые пишут просто, как для дураков. Читается легко. А прочитал – и забыл. Все рассеялось, как сизый дым.
Однажды наткнулась на современного автора.
Герой – алкоголик, как родной папаша Васька. Анжеле казалось, что она читает про своего отца и даже познает его изнутри. Безбожная, грязная, пустая жизнь. А почему-то героя любишь и сердце щемит от сострадания.
Анжела решила найти автора, приехать к нему домой и приготовить обед.
Диана объяснила, что автор умер пять лет назад.