О любви не говори
Шрифт:
– А я не представляю себе, как мы встретим нынешнее Рождество! Без привычной елки в углу гостиной, без традиционного рождественского ужина за большим столом. В доме тети Люции все будет по-другому.
– Согласна с тобой! – грустно сказала Джулия и, чтобы развеять мрачное настроение сестры, добавила: – Но мы все равно постараемся, чтобы Рождество получилось веселым. Мы-то пока еще все вместе! И это главное!
– Слава богу. Ну что? Ты закончила?
– Почти! Одна коробка осталась, последняя.
Лиз присела на корточки рядом с Джулией и стала смотреть, как та открывает коробку. К их удивлению, там
– Ой, взгляни! – воскликнула Лиз, извлекая наружу веселенький розовый свитерок. – Я его так любила в детстве!
– А я все время носила вот этот! – Джулия достала свитер голубого цвета с вышитым цветочным орнаментом спереди. – Удивляюсь, как это мама сохранила наши вещи. Обычно во время весенней генеральной уборки она выбрасывала все подряд. Помню, мне даже кое-что приходилось потом выуживать из мусорных баков.
– Наверное, она сберегла их потому, что они были у нас самыми любимыми. Иногда наша мама тоже могла быть сентиментальной!
– Да, мы многого о ней не знаем! – согласилась с сестрой Джулия. – Я вчера всю ночь думала о том, почему я так мало знаю о маме. Я не знаю, где она выросла, как любила проводить летние каникулы, где училась, с кем дружила, кто стал ее первой любовью. Она никогда не рассказывала о себе, а мы не спрашивали. Почему мы не спрашивали, а?
– Наверное, потому что не хотели ворошить мамино темное прошлое. – Улыбка сбежала с лица Лиз. – А потом всем нам казалось, что впереди еще столько времени…
– Ты права! – Джулия ласково погладила руку сестры. Все же она – старшая, и она обещала матери всегда заботиться о Лиз. – Даже зная страшный диагноз, мы все равно надеялись на лучшее. Да и мама отчаянно хотела жить. Она никогда не говорила о смерти, хотя все мы понимали, что конец близок.
– Да! Помню, за два дня до своей кончины мама попросила отвести ее в сад, чтобы показать, что и где посадить осенью. – Лиз смахнула украдкой набежавшую слезу и склонилась над коробкой. – Ой, что это?
Она извлекла из коробки деревянную куклу, расписанную вручную, высотой не менее десяти дюймов [2] . Роспись была очень живописной, с тончайшей прорисовкой всех деталей. Темные волосы куклы украшал венок из белых цветов, большое, цилиндрической формы тело было облачено в белое платье с цветным узором из красных цветов и зеленых листьев, перепоясанное тремя кушаками из лебединых перьев. По низу платья расположились белые лебеди, отливающие на свету перламутровым блеском. Сердце Джулии екнуло: лебеди были точь-в-точь как ее кулон. А еще она точно знала, что видела эту куклу раньше и даже держала ее в своих руках.
2
Чуть больше 25 см.
– Поразительно! – пробормотала она растерянным тоном.
– Я никогда не видела этой куклы! – удивилась Лиз.
Джулия взяла куклу из рук сестры.
– Это не простая кукла! – пояснила она. – Посмотри на костюм: это русская кукла.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, и все тут! – Джулия снова взглянула на куклу, и у нее заняло дыхание, словно она стояла на самом краю крутого отвесного обрыва. – Я узнаю эту куклу! Она – моя!
4
– Мне
– Но для начала хотя бы доброе утро! – довольно резко перебила его Кейт Мэннинг, после чего с небрежным видом уселась на белоснежный диван, занявший почти все стену в огромной комнате. Как всегда, при полном параде: светло-голубые шелковые брючки, высоченные шпильки, макияж. Алекс не припомнит, чтобы когда-нибудь видел мать в спортивном свитере или кроссовках. А уж увидеть ее без косметики и вовсе немыслимое дело. Мать всегда очень тщательно следила за своей внешностью.
Алекс опустился в старинное антикварное кресло напротив дивана, заранее предвкушая, что разговор будет непростым. А он так надеялся! Впрочем, их отношения с матерью всегда были сложными. Вот и сейчас не обошлось без упреков. Да, чтобы визит оказался успешным, придется отступить и начать все заново.
– Прости, мама! Как поживаешь?
– Прекрасно, если это тебя волнует. По-моему, мы с тобой уже не разговаривали несколько месяцев.
– Мама, мы виделись с тобой только вчера!
– А до этого? Ты ведешь себя недостойно по отношению ко мне, не отвечаешь на мои звонки, твоя электронная почта заблокирована. Ты даже забыл поздравить меня с днем рождения.
– Я послал тебе открытку!
– Конечно, спустя три недели!
– Я в тот момент торчал в Африке, кругом непроходимые джунгли. Знаешь, тамошняя почта не отличается высоким качеством обслуживания.
– А! У тебя всегда и на все найдется отговорка! – махнула она наманикюренными пальчиками. – Вылитый отец!
Алекс тяжело вздохнул. Последнюю фразу он уже слышал сто тысяч раз. Вылитый отец! А что в этом плохого? Он гордится тем, что похож на отца. Впрочем, с нею он не собирается обсуждать свои чувства к отцу.
– Так у тебя сохранились негативы?
Мать недовольно поджала губы.
– Возможно. А зачем тебе они вдруг понадобились?
– Хочу взглянуть на одну фотографию.
– На какую? Ту, которая была сделана в Москве? Ты вчера интересовался снимком, не так ли?
– Допустим! – Алекс заметил, как странно блеснули глаза матери, но трудно было понять, что это значило.
– Отец вернулся после той поездки в очень растрепанных чувствах, – обронила она едва слышно. – Или это случилось позднее, уже после того, как снимок появился в журнале, не помню. Но хорошо помню, что он кричал на Стэна, я случайно сама слышала, как они ругались по поводу этой фотографии. В чем там дело, он мне не сказал. – Кейт устремила на сына вопросительный взгляд, словно надеясь получить у него ответ на давний вопрос. Но ответа пока не было. – Ну вот! – вздохнула она. – Отец ничего не объяснил, а потом уже стало некого спрашивать. Когда он погиб, ты был страшно зол на меня, даже не глядел в мою сторону и все похороны простоял отдельно! – Голос ее сорвался, и Алекс увидел боль в глазах матери. – А когда ты заговорил со мной, то начал с того, что обвинил меня во всем. Дескать, это я виновата в том, что наша семья распалась. Но это неправда, Алекс! Когда люди расходятся, всегда виноваты двое.