О людях, которых я рисовал
Шрифт:
Меня поразил его острый, стремительный, даже несколько пугающий взгляд. Сразу, с первого мгновения нашей встречи стало ясно, что его надо рисовать обязательно в движении. Даже когда он сидел за столом, спокойно беседуя, казалось, что в нем заключена туго закрученная пружина, готовая вот-вот раскрутиться с неудержимой силой. И в голосе его чувствовалась натянутая струна — тронь, и она зазвучит во всю свою тревожную силу.
Я присматривался к нему, выискивая наиболее интересный для рисунка ракурс.
— Вот вы говорите, что у меня счастливая актерская судьба, — говорил Астангов, —
…Спустя несколько лет я снова рисовал Астангова.
На этот раз он приехал ко мне. Приехал и сразу, с порога заговорил.
— Наконец-то! Наконец-то я сыграю Гамлета! Репетирую днем и ночью. Репетирую дома, в театре, в автобусе, везде. Посмотрите, — он встал и прошелся по комнате, стройный и гибкий, — я еще гожусь для этой роли. Впрочем, — добавил Астангов, — Гамлет — роль не возрастная, а глубинная.
Я поздравил его и спросил о дне премьеры.
— Дата еще не назначена, — ответил он.— Все зависит от того, как пойдет работа.
И хоть голос звучал молодо, я вдруг увидел во всем его облике накопленную годами усталость.
На премьеру я не попал. Помешала болезнь. Если судить по рецензиям, спектакль имел успех. Но…
Летом 1964 года мы случайно снова встретились в актерском доме отдыха в Рузе. Там есть маленькое кафе с уютным названием «Уголек». В нарушение врачебных запретов мы заказали по рюмке коньяку и чашке кофе.
Я высказал сожаление, что мне так и не удалось посмотреть Гамлета.
— Не беда, — сказал Астангов. — Конечно, в спектакле есть много такого, чего я не смог бы сделать лет тридцать назад. И все же, — Астангов встал и раскрыл ладонь, как будто держал череп Иорика, — и все же счастлив актер, когда он играет заветную роль своевременно. Только ему дано ответить на этот вопрос.
Улыбка Светлова
— Красивым я получаюсь только
Он сказал это на одном из пленумов Союза писателей. Я рисовал, а к нему подходили десятки людей.
Около двадцати лет я наблюдал поток людей, тянувшихся к Светлову. Молодые, старые, знаменитые, неизвестные… Шли домой, подходили на улице, в клубе, в театре…
Человек легендарный уже при жизни, он был удивительно прост и доступен. Он и сам искал общения с людьми. Даже когда работал. Написав стихи, он тут же читал их кому-нибудь. Если поблизости никого не было, звонил по телефону друзьям. Звонил иногда среди ночи.
Разбуженный однажды ночным звонком, я спросил его:
— А ты знаешь, который час?
— Дружба, — ответил Светлов, — понятие круглосуточное.
Иной раз при встрече он извлекал листок бумаги и читал строфу, а иногда только строчку.
— Как? — спрашивал он. И добавлял: — По-моему, может получиться стихотворение…
К этому привыкли и всегда ждали или новых стихов, или реплику — то лукавую, то ироническую, и всегда окрашенную любовью к людям.
Особенно Светлов любил молодежь. Комсомолец двадцатых годов, он оставался им и в сороковых и в шестидесятых.
— Это скверно, — как-то пошутил Светлов, — что придумали метрики и разделили людей на молодых и старых.
И уже серьезно добавил:
— Все люди — одного возраста. Только одни обременены опытом, а другим его не хватает. Делясь опытом, ты делаешь молодых взрослее и сам становишься моложе.
Светлов щедро дарил свой опыт, но учил, а не поучал, и молодежь открывала ему свои сердца.
Сколько поэтов, теперь широко известных, гордятся своей близостью к Светлову.
— Я — ученик Светлова, — писал Смеляков.
— Я пришел к нему метростроевцем, — рассказывает Сергей Смирнов.
— Прежде чем опубликовать новые стихи, я думаю, что сказал бы о них Михаил Аркадьевич, — говорит Марк Соболь.
Творчество Светлова всегда будет освещать сердца читателей романтикой эпохи, певцом которой был поэт. Изучение его — благодарная и увлекательная задача для ученых-литературоведов.
Но лишь те, кто встречались с ним лично, знают, какой это был удивительный человек.
Кто-то сказал: «Если бы даже он не был выдающимся поэтом, а просто присутствовал среди людей, они от этого становились бы лучше».
Светлов не был ханжой и святошей. Он любил и рюмку вина за дружеским столом и острую шутку. Веселая мудрость Светлова переходила из уст в уста и бытовала как фольклор.
Мне выпало счастье общения и дружбы со Светловым на протяжении двух десятилетий.
И я хочу поделиться с читателем очарованием этих встреч.
Неравный брак
В 1958–1959 годах мы со Светловым работали над книгой шаржей и эпиграмм «Музей друзей».
Юрист издательства, составляя договор, написал в графе «Авторы»: «И. Игин и М. Светлов с солидарной ответственностью». Это означало, что Светлов не может сдать текст без рисунков, а у меня не примут рисунки без текста.