О людях на войне. История девушки-снайпера и не только
Шрифт:
Тогда-то отец меня и забрал с собой в город. Все свободное время со мной занимался, но из-за сильной занятости в школу меня отдал, как только мне шесть исполнилось. Но с отцом мы хорошо жили. И мое увлечение военным делом в целом и стрельбой в частности поощрял. А потом Финская началась. Отец на фронт уехал. И погиб через год. Я на тот момент десятый класс заканчивала. Тут-то бабушка Даша подключилась, отправила мне телеграмму, попросив, чтобы после окончания школы и до восемнадцати лет я пожила у нее. И, судя по вчерашнему вечеру, не просто так. Об этом я начала догадываться уже пару месяцев
Бабушка покивала головой, когда я ей это высказала, но приготовилась спорить. Однако в этот момент музыка, игравшая по радио, затихла. Вместо этого раздались слова нашего знаменитого диктора, Левитана:
– Внимание! Говорит Москва! Передаем важное правительственное сообщение… Граждане и гражданки Советского Союза! Сегодня, 22 июня, в 4 часа утра, без объявления войны фашистские войска атаковали наши границы во многих местах, подвергли бомбежке наши города… Началась Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков. Наше дело правое, враг будет разбит. Победа будет за нами!
Мы обе: я и бабушка, застыли как громом пораженные. Первой очнулась бабуля. Быстро убрала громкость в ноль на приемнике и сказала:
– Миша, вроде, тебя вчера погулять хотел позвать. Так, давай, собирайся и иди.
– Но, – начала спорить я. – Ты же слышала, война началась.
– Все я слышала, – хмуро отозвалась бабуля. – Иди давай.
Когда бабушка была в таком настроении – спорить с ней было бесполезно, поэтому, быстро сменив домашнее платье на уличное, я вышла из дома и пошла к дому председателя.
А деревня продолжала жить своей жизнью, будто бы только что по радио не прозвучали страшные слова. Казалось, это известие повлияло только на меня, повергнув в глубокую задумчивость. А поразмыслить было над чем. Еще на курсах ОСОАВИАХИМа нас готовили к тому, что, возможно, придется защищать свою Родину. Один раз похожий разговор у нас случился и с отцом. Как раз в это время я с упоением читала биографии Надежды Дуровой, Марии Бочкаревой и мечтала быть похожей на них. Тогда отец довольно жестко объяснил мне, что война – далеко не такое романтичное место, каким его могут описывать в книгах. Но также он сказал, что раз я сама попросила его, вопреки некоторым правилам, записать меня на курсы сверхметких стрелков, то у меня появилась определенная ответственность перед государством и самой собой.
Когда началась Финская, я еще училась в школе, а сейчас… да, мне еще не исполнилось восемнадцать, но я уже год как закончила школу, имела два знака за отличную стрельбу, да и не только этому меня научили на курсах. Я определенно могла принести пользу Родине, больше того, это было моей обязанностью комсомолки. Вот только как объяснить это бабушке?..
Размышляя, я сама не заметила, как пришла к дому председателя. Наталия Владимировна, занимавшаяся
– Сейчас Миша выйдет, – она даже не старалась казаться приветливой.
– Пойдем в клуб? – предложил парень, выйдя со двора ко мне навстречу. Его мать, крайне недовольная, следила за нами веранды. – Там «Волгу-Волгу» сегодня показывают.
– Идем, – согласилась я. Шли мы молча. Вернее, молчала я, а вот Миша мне рассказывал что-то о жизни деревни, что мог знать только сын председателя колхоза. Впрочем, очень скоро ему надоела такая невнимательная слушательница, и он, недовольно, задал вопрос:
– Ну и о чем ты таком думаешь?
– Прости, – отозвалась я. – Миша, что твои родители говорят? Война…
– Ох, и ты туда же. Отец как ошалелый на работу подорвался. А ведь сегодня воскресенье! Мать пускать не хотела, но он все равно, – Миша сплюнул на землю, но сразу повеселел. – Но мне чего бояться? Он мне бронь сделает. Так что не переживай за меня. Сыграем мы свадьбу по осени. Тут я останусь.
Ответить я не успела.
– Миша! – к нам поспешили три девушки в легких сарафанах. Двоих я узнала: красавица Женя, дочь первого помощника отца Миши и ее младшая сестра Оксана. Третью я не знала, но видела вчера на празднике. – И тебе привет, Ира, – скорее из вежливости поздоровалась Женя и, не дожидаясь моего ответа, повернулась к парню. – Скажи, что вы в клуб! Там такой фильм сегодня показывают!
– Да, мы в клуб, – начал было парень, а я внезапно поняла, что больше не выдержу всего этого. Точно не сейчас. Не после такого известия.
– Прошу прощения, но я, пожалуй, домой пойду.
Сын председателя догнал меня у ближайшего поворота. Довольным он не выглядел.
– Ну и что ты творишь? Что я отцу скажу?
– Миша, извини, но я правда не смогу.
– Я понял, о чем ты думаешь, – внезапно он повеселел. – Но зря. Тебе все равно придется остаться в колхозе. Не берут женщин в армию.
– Я домой пойду, – хмуро отозвалась я. – Пока, Миша.
– До завтра, Ира, – отозвался парень и ушел по направлению к клубу, где его ждали три подруги.
Дома у бабушки я оказалась быстро. Та, хлопотавшая у плиты, крайне удивилась.
– Вы что, уже погуляли?
– Да, – не желая вдаваться в подробности, ответила я. – Я к себе.
– Зачем?
– Собирать вещи, – это качество, как иногда смеялась бабушка, у меня явно было от нее самой. Могла сказать, как отрезать. Поэтому бабуля лишь молча проводила меня взглядом. До ужина мы с ней не разговаривали. К этому моменту я уже успела собрать вещевой мешок, в который положила документы, ключи от квартиры в Киеве и вещи на десять дней.
Ужинать начали мы в тишине, но бабушка была бы не бабушкой, если бы не попыталась со мной поговорить.
– Послушай меня, Ирочка, – начала она. – Не стоит тебе туда идти. Война – страшное место. Я и революции видела, и Гражданскую пережила. Нечего делать там девушкам. Молодая ты еще…
– У нас был похожий разговор с отцом, – ответила я, глядя в глаза бабушке. – Раньше он бы меня не пустил. Но сейчас… Сейчас я уверена, что он бы разочаровался во мне, если бы узнал, что я буду отсиживаться в деревни, воспользовавшись бронью.