О мире, которого больше нет
Шрифт:
— Ешьте, люди добрые, — подбадривал он их, — не заставляйте себя упрашивать.
Нищие, конечно же, и не думали заставлять себя упрашивать. Они набрасывались на еду, как голодная лошадь набрасывается на ясли с овсом. Чавкали, разрывали куски зубами, пили причмокивая. Во всякое блюдо макали куски халы: в уху, в куриный бульон, в вино, в хрен, в сливовый компот. Съедали все пшеничные булки, подчищали всю еду с тарелок, подбирали все крошки со стола и у себя из бороды. Мне всякий раз делалось дурно от их грязных рук, которыми они брали булки, от их красных глаз и драной одежды, от шедшего от них затхлого запаха. Тогда мне уже не хотелось ни бабушкиной вкусной рыбы, ни бульона, ни куриного мяса, ни цимеса. И уж совсем пропадал у меня аппетит, когда некоторые ойрахи, отложив в сторону столовый нож, доставали свои грязные и ржавые нищенские ножички и отхватывали ими куски булки. Но зато сколько же удовольствия я получал от их диких ужимок, от их ворчания, от разговоров и историй, которые они беспрерывно рассказывали друг другу. Они описывали фантастические случаи и происшествия, говорили о дорогах, о городах, о хозяевах и хозяйках. Но чаще всего обсуждали хорошие и плохие субботы, выпавшие им в городах, через которые они проходили из года в год, следуя своими нищенскими маршрутами.
— Тазрие-Мецойре [208]
— Чтоб ей сгореть, моей Бхукосай [211] в Ижбице [212] , — жаловался другой нищий. — Халу там дают только на благословение, потом приходится есть хлеб… А третьей трапезы и вовсе не бывает, чтоб им кости переломало…
208
«Зачнет — О прокаженном» (древнеевр.). Название двух последовательно расположенных недельных разделов в Ваикро (Левит), 12:1-15:33. Субботы называют по соответствующим им недельным разделам. Год, в соответствии с еврейским календарем, может содержать различное количество недель. В случае короткого года определенные недельные разделы соединяют, и суббота получает сдвоенное название.
209
Турбин — еврейское название местечка Туробин Красноставского уезда Люблинской губернии. По переписи 1897 г., в нем проживало 2400 человек, из них 1500 евреев.
210
Мелаве-малка (древнеевр. «проводы царицы») — специальная трапеза, устраиваемая после завершения субботы. Особенно популярна в хасидской среде.
211
«По уставам Моим» (древнеевр.). Название недельного раздела в Ваикро (Левит), 26:3-27:34.
212
Ижбица — еврейское название местечка Избица Красноставского уезда Люблинской губернии. По переписи 1897 г., в нем проживало 3200 человек, из них 3000 евреев.
Дед не мог слушать пустые речи и проклятья за субботним столом, но, не желая стыдить нищих, лишь намекал, чтобы они прекратили.
— Ешьте, люди добрые, ешьте, — приободрял он их, давая понять, что им следует есть, а не разговаривать.
Но нищие притворялись, что не понимают его, и продолжали одновременно и есть, и говорить.
Каждый раз, принося новые блюда, бабушка бросала взгляд на столовое серебро, боясь, как бы кто из побирушек не сунул что-нибудь себе в карман.
Меня увлекали истории и рассказы нищих, равно как и сделки, которые они заключали в субботу. В этот святой день они менялись между собой, продавали сахар, который получали вместо денег от скупых обывателей, покупали друг у друга лохмотья, пару старых голенищ и прочий хлам. Дед осаживал их:
— Суббота, люди добрые!
Однако те не слушали и продолжали вести свою нищенскую торговлю. Они также не хотели доверить деду на субботу узелки с деньгами [213] . Деда задевало, что эти бедняки не хотят отдать ему на хранение свои деньги, чтобы не носить их при себе в святой день.
— Люди добрые, я, слава Богу, пользуюсь доверием, — убеждал он их. — Весь город хранит у меня драгоценности и деньги…
И это не было бахвальством. Весь город хранил в доме моего деда судебные залоги и свадебные украшения — все это лежало в большом, тяжелом сундуке, окованном железом, обитом кожей и закрытом на множество замков. Сундук стоял у деда в спальне: так он мог быть уверен в том, что оттуда ничего не украдут. Дед убеждал нищих, что они тоже могут доверить ему свои узелки с мелочью до окончания субботы. Но те об этом и слышать не хотели.
213
…не хотели доверить деду на субботу узелки с деньгами. — В субботу нельзя носить при себе деньги. Тот, кто находился в городе проездом, перед наступлением субботы обычно сдавал деньги на хранение городскому раввину.
— У нас ничего нет, ребе, — мрачно и настороженно говорили они. — Честное слово, ребе…
— Ну, ну, не клянитесь, — просил их дед. — Евреям не следует клясться… [214] . Ешьте, ешьте…
Нищие слушались. Еще больше, чем в пятницу вечером, усердствовали они утром в субботу, когда подавали горячее заливное с халой и яичным желтком, лук со смальцем, рыбу, кашу с бульоном, кугл, фаршированные кишки, цимес и другие вкусности. Бороды нищих лоснились от жира. Благочестивая кошка, прислушиваясь к дедушкиным змирес, приоткрывала один глаз, оглядывала расшумевшихся нищих и снова устраивалась поудобней на своем месте рядом с дедушкиным креслом.
214
Евреям не следует клясться. — Существует религиозный запрет на клятвы. Человек не должен клясться, чтобы не оказаться клятвопреступником.
Фрадл, черная овца в семействе
Пер. М. Бендет
После благословения [215] дед сразу шел спать. Я же уходил в дом к дяде Йойсефу, где не так сильно, как у дедушки, чувствовалось
215
После благословения… — Имеется в виду благословение после второй субботней трапезы, происходящей в середине субботнего дня.
216
Игра в орехи. — Состояла в том, что один из играющих прятал несколько орехов, а другой должен был угадать, какое, четное или нечетное, число орехов спрятано.
Вечной темой для разговоров была его старшая дочь от первого брака, Фрадл. Брюнетка с матовой кожей, единственная среди всех своих огненно-рыжих братьев и сестер обладательница темных волос, она жила в основном в Звиле, училась там в женской гимназии, любила говорить по-русски и одеваться как городская барышня. Время от времени, однако, приезжала в Билгорай к отцу, а едва приехав, сразу же принималась с ним ссориться.
Эта Фрадл была в семействе «черной овцой». Хасиды, враждовавшие с дедом из-за того, что он был миснагедом, считали, что именно в наказание за свое миснагедство он и нажил себе такую внучку — гойку, выкрестку, разбойницу, которая говорит по-гойски, носит на голове шляпку, а на ногах — лакированные сапожки. Для меня приехавшая из другого города Фрадл была фантастическим явлением из иного, волшебного мира. Самое большое волшебство состояло в том, что она из дядиной картонной коробки часто брала набитую вручную папиросу, закуривала, выпускала дым изо рта и из ноздрей и при этом продолжала ссориться со своим отцом из-за наследства, оставшегося после ее умершей матери, которое он, ее отец, пустил по ветру, а также из-за того, что он не заботится о ней, о своей дочери, и прочего подобного. Дядя никогда не упрекал ее ни за то, что она говорит по-русски и носит лаковые сапожки, ни за прочие гойские штучки. Он вообще никогда никого ни в чем не упрекал. Но он настаивал на том, что все ее учение в школе в Звиле не имеет никакого смысла и что ей нужно остаться в Билгорае и выйти замуж за какого-нибудь приличного парня.
Фрадл звонко хохотала — в благочестивом Билгорае такого смеха никогда не слышали ни от одной еврейской девушки — и затягивалась папиросой.
— Выйти замуж за «Иче-Маера» и поселиться в Билгорае? — с отвращением говорила она. — Да я лучше с моста брошусь.
— Чего же ты хочешь? — спрашивал ее дядя, выпуская клубы дыма ей в лицо.
— Выучиться и стать зубным врачом, — отвечала Фрадл, выпуская клубы дыма в ответ.
Слово «врач» наводило на меня такой страх и одновременно наполняло такой гордостью, что я даже не осмеливался дышать. Я только смотрел на эту чужую курящую девушку и не мог поверить, что она — моя кровная двоюродная сестра.
По субботам отец и дочь ругались еще яростнее, чем по будням, поскольку оба не могли курить. Я с удовольствием просиживал всю вторую половину субботы в шумном дядином доме, где даже в ссорах не было никакого озлобления, а было только что-то уютное и легкое. Тетя Сора-Тжижа, рослая женщина, от которой всегда пахло кухней и выпечкой, все время приносила мне булочки, рогалики и хлебцы с тмином. На третью трапезу я обычно возвращался в дедушкин дом. Бабушка сидела в большой кухне, которую уже заполняли тени исхода субботы, и произносила свои молитвы и тхинес. Молитвы эти были и на святом языке, и на идише; она с большим чувством читала «Бог Авраама» [217] . Я до сих пор помню этот ее вечерний напев:
217
«Бог Авраама» — очень известная тхина, которую многие религиозные женщины по сей день произносят после окончания субботы. Однако, судя по первым строчкам, бабушка автора произносила ее не в общеизвестном варианте.
После «Бог Авраама» она переходила к рифмованной песне про Илию-пророка, который должен возвестить о приходе Мессии [218] . Я еще помню часть строк из этой песни:
На горе, горе далекой Да на лестнице высокой Илия из Тишби там стоит И всему Израилю весть трубит. Он трубит, что в самом деле Придет Мессия на той неделе… [219] .218
Илия-пророк, который должен возвестить о приходе Мессии. — В книге пророка Малахии сказано, что Бог пошлет пророка Илию назад на землю: «Вот, Я пошлю к вам Илию пророка пред наступлением дня Господня, великого и страшного» (Мал. 4:5). Этот стих понимают как обетование того, что пророк Илия провозвестит пришествие Мессии.
219
Придет Мессия на той неделе… — Подстрочный перевод: «Где-то вдали, на горе, / Между небом и землей стоит лестница. / Илия из Тишби [традиционное прозвание пророка Илии. Тишби (Фисва) — место его рождения] стоит на лестнице / И трубит, сообщая послание народу Израиля. / Илия из Галаада (традиционное прозвание пророка Илии. Галаад — область в Заиорданье, родина Илии) трубит: / Мессия сын Давидов придет на этой неделе…»