О моя дорогая, моя несравненная леди
Шрифт:
Я посмотрел и увидел, как на высоких еловых вершинах вспыхнул рассвет, оттенив их снежную белизну, а сами они выпали вдруг из стройной линии лесного массива, ускользнув вдаль и ввысь...
Я провел рукой по глазам, не понимая - что с ними. Потом снова уставился на горизонт. Картинка нарисованная моим воображением рассыпалась словно карточный домик. Темная стена лесного массива распалась на несколько горных хребтов, ступенями поднимавшихся к далекому горизонту. Туда же сместились остроконечные еловые вершины, окаменевшие там высоченными белыми пиками. Миниатюрные домики, которые я опрометчиво поместил
– Надо же. А я думал, Германия совсем другая!
– Ага.
– согласился капитан.
– Я думал точно также.
Я покачал головой:
– Ну и что же нам теперь делать?
Капитан искоса взглянул на меня:
– Хороший вопрос!
Вопрос был плохим. Это я знал и без его взгляда, но ничего лучшего придумать не мог.
– Вон начальство возвращается.
– Кузнецов указал на пару маленьких светлячков-фар, летевших над бетонкой ВПП.
– Сейчас узнаем: что день грядущий нам готовит...
*
– Не ворчи, лейтенант! Запомни раз и навсегда: начальство просто так ничего не делает!
Я пожал плечами.
– И все-таки зря мы не заминировали его лежку.
– Думаешь - нужно было?
– усмехнулся майор.
– Естественно! Он же может вернуться к ней...
– Я бы даже сказал определеннее - обязательно вернется!
– Ну так чего ж мы не оставили ему пару тротиловых шашек в качестве сюрприза?
...Сапер освободил подход, аккуратно сняв три противопехотные мины, и мы смогли взглянуть на позицию снайпера. Выбрана она была мастерски: массивные каменные глыбы надежно укрывали стрелка, не позволяя достать его боковым выстрелом, с точки, выпадающей из его огневого сектора. А в самом секторе снайпер мог контролировать любую цель. И уничтожить ее, прежде чем она станет представлять для него опасность. Помимо этого камни прекрасно прикрывали подходы к позиции. Благодаря им снайпер, даже будучи обнаруженным и обстрелянным, мог спокойно отползти за скалы. А наши солдаты, надумай они взять подлеца наскоком, нарвались бы на подходе к его лежке на мины.
У позиции имелся всего один серьезный недостаток: в ее огневой сектор попадал лишь кусок забора нашей базы. Без ворот и даже без вышек. Просто глухая каменная стена, над которой возвышались однообразные крыши. Наши бойцы появлялись здесь редко, потому что особой нужды в этом и не было. Случись приблизиться к базе чужому, его засекли бы часовые с вышек, расположенных правее и левее этого места. Они-то и сообщили нам о Никитине. Место действительно было неходовое и ждать добычу снайпер мог довольно долго.
Но с этой-то проблемой он справился - лучше некуда. Откуда уж наш сержант высмотрел импортную бесшумку, пылившуюся под забором, теперь уже останется тайной, но он таки ее высмотрел и решил подобрать...
...-И, обрати особое внимание, какая выдержка!
– обернулся ко мне майор.
–
– Профессионал.
– Точно! Матерый охотничек. Одно слово - матерый.
– Тем более следовало бы оставить ему... сувенирчик!
– В виде пары тротиловых шашек?
– А почему - нет?
– Да потому, Сережа, что стреляного воробья на мякине не поймаешь. Или тебе в училище даже этого не объяснили?
– Нет. Видать, когда про воробьев объясняли, я в наряде стоял...
– В свадебном, братишка?!
– Во внеочередном!
– хмыкнул я.
– А что ж, до свадебного еще не дорос?
– Никак нет. Не дорос.
– Ну, какие твои годы! Глядишь, еще и дорастешь...
– Очень может быть.
– ответил я.
– Однако хотелось бы вернуться к стреляным воробьям.
– Это - можно.
– кивнул Зять.
– Запомни раз и навсегда: снайпер подобного уровня, обладающий такой выдержкой и имеющий такой класс стрельбы, никогда не попадется в примитивную ловушку. Ну, разве что - случайно, а на это лучше не рассчитывать. Даже если он какое-то время спустя решит вернуться на прежнюю позицию, он обязательно пошлет вперед себя разведчика...
– Какого-нибудь пацана?
– Точно! Чтобы тот наведался на его лежбище да посмотрел: нет ли там засады или какого другого сюрприза. Так что если бы на нашей закладке кто и подорвался, то никак не сам паразит со снайперской винтовкой, а какой-нибудь парнишка из числа так называемого "мирного населения". А это, как ты понимаешь, нисколько не приблизило бы нас к вожделенной цели, а только усилило бы неприязнь со стороны этого самого населения.
– Это-то я понимаю. Я другого не понимаю. Как эти самые пацаны не бояться подобные задания выполнять? Знают же куда их отправляют! И зачем.
– Ну, это ты попросту не принимаешь в расчет их менталитет.
– усмехнулся майор.
– А если конкретнее - их веру.
– А причем тут вера?
– Ну ты скажешь, лейтенант! Вера, также, впрочем, как и Надежда и Любовь - не последняя вещь на белом свете. У них ведь здесь как? Сказал Аллах, чтобы ты сегодня жил - будешь жить в любом случае. Даже если через минное поле пройдешь или с гюрзой в засос поцелуешься! А уж если Аллах сказал, чтобы ты сегодня помер - в любом случае помрешь. Даже если домой побежишь, на все замки затворишься да еще и под кровать забьешься...
– Даже так?
– Ага. Тебя по пути машина переедет. Потолок на тебя рухнет, как только ты дома окажешься. Гюрза тебя под этой самой кроватью подкараулит. Если Аллах сказал - конец, значит - конец. И никаких гвоздей. Так что не писайся - иди себе спокойненько через минное поле. Если помрешь - то помрешь как герой, а не как шакал трусливый.
– Крепко придумано!
– оценил я.
– Крепко.
– согласился Зять.
– Ты только представь: насколько уверенно и спокойно можно чувствовать себя в бою, если знать, что вопрос твоей жизни или смерти решает не вражина с автоматом или гранатометом в руках, а Всевышний. И если он не позволит, тебя не то что пуля - ядерный взрыв не возьмет.