О моя дорогая, моя несравненная леди
Шрифт:
Нет, гранатомет это - мелко. Гранатомету по силам спустить лишь небольшую лавину. Причем рядом с нами, в зоне прямой досягаемости. А мне нужно, чтобы вниз обрушился весь снежник, залегший на северном склоне горы. Начиная с того места где находимся мы и на два - три километра вперед.
Нет, гранатомет это - полумера. А мы к полумерам не привыкли...
Вот если звено "грачей" обработает склон горы ракетами "воздух-земля"! Вот это будет то, что надо! Тогда всех наверняка похоронит. Всех, кроме нас.
Если, конечно, нам повезет...
– А если мы отойдем?
– Отойдем? Далеко?
– Ну, хотя бы на километр -
– ответил Слава.
– Что ж, отойти на километр - другой это - не сложно.
– пожал я плечами.
– Но что, по-твоему, будут делать духи, если мы расчистим им дорогу? Неужели сидеть на месте?
– А вы полагаете: они ринутся вслед за нами?
– Ринутся?
– переспросил я.
– Хорошо сказал. Да, я полагаю, что они именно ринутся вслед за нами. Особенно учитывая, что до рассвета осталось всего-то пять часов. А они совершенно не представляют, насколько далеко находятся наши резервы.
– я остановился.
– А вот в том, что мы уже вызвали подкрепление, они нисколько не сомневаются. Или я вообще не знаю душманов.
Александров согласно кивнул.
О чем он думал в этот момент, было вполне очевидно. Даже если штурмовики нанесут удар исключительно удачно, нас все равно может зацепить сошедшей лавиной. Хотя бы краешком. Ведь лавина-то должна получиться более чем внушительная. А иначе стоило ли затеваться с авиацией!
А если хотя бы одна ракета уклонится в нашу сторону, тогда нас и вовсе похоронит. Также надежно, как и караван, над которым, надо надеяться, прогремят основные взрывы. Однако...
Выбора у нас, похоже, нет. Отойти прямо сейчас невозможно. Стоит нам только сделать полшага назад, как наше место тут же займут духи. Займут и немедленно предложат нам подвинуться еще. А потом еще, еще и еще, пока мы не откроем им дорогу на западный склон горного хребта. Там они, словно брызги разлетятся в разные стороны и затеряются в долинах и ущельях, селениях и кишлаках, чтобы следующей ночью продолжить путь.
Кроме того, мы сами дали авиации наш радиопередатчик в качестве ориентира, рассчитав поправку, которая позволит штурмовикам положить ракеты прямо над караваном, не оставив тому шансов на выживание. Если переместить рацию на другое место все наши расчеты пойдут прахом...
– Нет, оставить эту позицию мы сможем лишь перед самым ударом.
– сказал я.
– За несколько минут до появления штурмовиков.
– Впритык?
– Именно.
– меня всегда забавляло умение моего связиста находить самое точное слово из всех возможных.
– Именно впритык. Когда уже над головой загудит...
Оставить и надеяться, что Тарасов окажется здесь как можно раньше и успеет вытащить нас.
– Поторопи его, Слава.
– Поторопить?
– Да. Пусть идет как можно быстрее.
Александров кивнул и некоторое время молчал.
– Неужели товарищ подполковник сам не догадается?
– спросил он, наконец.
– Не догадается о чем?
Связист еще помолчал.
– Не догадается, что вы решили похоронить себя вместе с душманами под лавиной.
– он выдержал еще одну паузу.
– Что отходить не собираетесь.
– А как он догадается?
– Ну, что значит - как?
– пожал плечами Слава.
– Он и сам бы сделал от же самое...
– Уверен?
– То есть?
– не понял Александров.
– Конечно, уверен.
– Откуда такая уверенность?
– Ну так... устав-то один на всех.
– он остановился.
– Голубые береты?
– улыбнулся я.
– Ну да.
– И ты полагаешь, Тарасов точно будет знать - что мы собираемся делать?
– А разве - нет?
Я пожал плечами.
– Самая большая ошибка, сынок, думать, что армия способна обтесать всех под один стандарт. Ясно понятно, что это - мечта любого командира, начиная от комода и заканчивая Верховным главнокомандующим - иметь под своим началом одинаковых, отлитых по одному шаблону солдат, абсолютно предсказуемых и легко прогнозируемых в виду своей одинаковости. Но эта мечта из разряда неосуществимых.
– А почему, Павел Васильевич?
– Почему?
– я усмехнулся и посмотрел на ефрейтора.
– Ты, Славик, до армии вроде бы слесарем был? Так?
– Так точно.
– ответил Александров.
– Слесарь-фрезеровщик.
– Ну вот и скажи мне, слесарь-фрезеровщик, если взять дюжину болванок, отлитых из разных металлов, ну или же - сплавов, это - не суть, и выточить из них на самом точном станке по самому точному шаблону одну и ту же деталь, можно ли будет различить эти детали?
– А то как же! Непременно. Коль уж они из разных сплавов...
– он вдруг осекся.
– Ну что, сообразил?
– улыбнулся я.
– Сообразил.
– То-то же! И отличить эти детали можно будет без особого труда, и вести себя они будут совершенно по-разному. Даже при условии, что работать будут в одинаковых условиях. Большое дело - изначальный сплав.
Слава молчал.
– Поэтому-то армия, меняя и обтесывая людей, меняет всех по-разному.
– закончил я, помедлив.
– Одних она меняет настолько, что он не в состоянии пожалеть других. А кого-то - настолько, что других пожалеть он еще может, а вот себя - уже нет. Все зависит от изначального сплава.
– И он нипочем не угадает: какое решение вы приняли?
– Ну, разве что угадает!
– усмехнулся я.
– А нужно, чтобы знал наверняка. В виду чего будет тебе следующий приказ: сейчас же ступай к рации и не высовывайся на передовую ни при каких обстоятельствах. Если только от Тарасова, штаба авиабазы или же Верховного главнокомандующего не поступит непосредственно на мое имя радиограмма.
– прибавил я, подумав.
– Во всех остальных случаях - сюда ни ногой. Твое дело - держать связь с Тарасовым, присматривать за ранеными и за десять минут до времени "Ч" настроить передатчик на условленную волну. Вопросы?
– Вопросов нет.
– ответил Александров.
– Выполнять.
– Есть.
После того как он ушел, я еще плотнее прижался к гранитной глыбе и запрокинул голову. Некоторое время я просто смотрел вверх, вдыхая студеный, пропахший снежком воздух и вспоминая Корнеева, любившего, неизвестно для какой надобности, считать звезды в такие же ясные ночи. Жаль, что я остался без своего лучшего снайпера. Очень жаль. Сейчас бы он мог многое решить.
Я думал о Корнее и Чижике, параллельно с этим размышляя о своем неестественном, применительно к данному моменту, спокойствии. Хотя, с другой стороны, о чем мне теперь беспокоиться-то? Меньше чем через час по позиции душманов ударят наши штурмовики. Меньше чем через десять минут по нашей позиции ударят душманы. И мне сейчас остается думать только о том, чтобы угадать крохотный зазор между двумя этими ударами и попытаться отвести ребят назад.