О себе…
Шрифт:
Лето 1990 г.
В палате Республиканской детской клинической больницы
На требы. Новая Деревня. 1989 г.
Проповедь в Сретенском храме Новой Деревни
…уровень жизни катастрофически падает. Прямо не знаешь, за что
Словом, настало время работы в полную силу. А время ограничено. Ваша помощь и помощь верующих, которых Вы "пробудите", окажется неоценимой.
Я воспринимаю это время как Суд Божий. Теперь мы все узнаем, кто на что способен. Думаю, что сделать что–то можно лишь с помощью свыше. Обычных сил недостаточно.
Конец августа 1990 г.
[Из писем В. Л. Леви]
Неизвестно, сколько все это продлится. [Имея в виду открывшуюся только в последний год жизни возможность свободно выступать перед широкой аудиторией. — В. Л.]
Если я сейчас не сделаю того, что нужно, потом буду жалеть об упущенном времени. Не так просто понять того, кто десятилетиями был посажен на короткую цепь. Времени мало. Мне, например, если проживу, активной жизни — лет 10–15. [В действительности ему на тот момент оставалось прожить только два с половиной месяца. "Если проживу" — вставлено "со спины". — В. Л.]
Это капля. Я работаю, как и работал, при большом противном ветре. А сейчас он (особенно со стороны черносотенцев) явно крепчает. Приходится стоять прочно, расставив ноги, чтобы не сдуло.
…Не тревожься за меня. Я ведь только инструмент, который нужен Ему пока. А там — что Бог даст. Обнимаю тебя.
Лето 1990 г.
С женой Наталией, дочерью Еленой, внучкой Алей
[Из домашней беседы]
С "перестройкой", с началом общего духовного, интеллектуального и социального возрождения люди, формально не входящие в Церковь, начинают открывать нравственные ценности, поднимать ключевые вопросы. И многие оглядываются в сторону христиан.
На христиан смотрят с уважением, восхищением и надеждой, потому что наивно думают, что на протяжении застойного периода и предыдущих десятилетий Церковь была заповедником, где за глухими стенами сохранялось в нетронутом виде то, что было потеряно обществом. Но, как справедливо отметил академик Лихачев в своем интервью к 1000–летию крещения Руси в "Огоньке", Церковь была среди народа, и когда народ переживал кризис, она переживала его вместе с ним, и в ней были те же застойные явления, еще, может, и в большем масштабе.
Скажите, а со своими детьми вы нашли взаимопонимание? Они люди верующие?
Да. Думаю, что нашел. Я им все объяснял с самого начала. И ситуацию в стране объяснял. Говорил им о правде, о Боге, о жизни. В школе все было другое. Верить или не верить — они сделали свой выбор… Они верующие люди.
Что дала вам семья?
Семья мне дала так много, что сказать об этом трудно. Без семьи себя с трудом представляю. Знаю, что быть моей женой дело трудное. Но, кажется, моя — вполне справляется. Но рецептов дать не могу. Все живут по–своему. Я, в частности, не требую от жены непосильного включения в мои дела. Дай Бог ей тянуть все в целом. А с делами мужчина должен справляться сам. Впрочем, я не делю в домашней жизни вещей на женские и мужские. Это (за некоторым исключением) пережиток иного бытового уклада.
Говорят, у вас тоже были неприятности [до перестройки]. В юности у меня был духовник, отец Петр Шипков. Он пробыл в лагерях и ссылках 30 лет. Потом его реабилитировали.
При всем этом многие считают вас еретиком.
Все это пустые домыслы. Я никогда не защищал учений, которые были бы осуждены Церковью. В православии присутствует дух свободы и допускаются различия в так называемых "теологуменах", богословских мнениях. Но порой люди, которые забывают об этом, выдают неугодные им мысли за ересь. Только и всего.
Судя по вашим публикациям в светских журналах, вы пишете и для верующих людей, и для неверующих…
Для меня все люди — дети Божии. И в неверующих я никогда не верил. Для меня атеист — это верующий, не осознавший свою веру. Потому что Бог живет в душе каждого человека.
С внуком Сашей
И если бы сейчас священникам разрешили идти служить в тюрьмы, вы бы пошли?
Конечно! Там обязательно нашлись бы люди, которым мы нужны.
Отец Александр, могли бы вы год назад представить себе несколько лекций в день, ваш творческий вечер в ЦДЛ, статьи в "Иностранной литературе", "Горизонте"?..
Сейчас я чувствую себя подобным стреле, которую долго держали на натянутой тетиве. Я всегда делал то, что требовал мой долг, но масштабы были ограничены. Апостол Павел говорил: "Горе мне, если не возвещаю Евангелие". Но все мои мечтания сбылись. Кроме одного пока — работы в кино. Совершенно серьезно! Некоторые мои теоретические труды можно экранизировать.
Теоретические богословские труды?
Да. Я хотел бы сделать серию документальных фильмов об основах христианства. Вероятно, для меня было бы идеалом сделать фильм "Библия". И документальный, и художественный.
Кто из мирян, встреченных на жизненном пути, оказал на вас влияние?
Увы, мало было людей старшего поколения, которые поддерживали меня в моих устремлениях. Скорее наоборот — я ощущал себя в вакууме. Но с благодарностью молитвенно вспоминаю Н. Е. Пестова (экуменизм), Б. А. Васильева (наука и религия), С. И. Фуделя (тонкость мысли, друг нашей семьи), Д. Е. Мелихова [193] (вера в необходимость трудиться и быть христианином в повседневной жизни) и своего учителя В. Н. Скалона [194] , специалиста по биологии и историка одновременно. Это был замечательный человек. Я был его студентом, и мы очень дружили. В общем же, большое влияние на меня оказали контакты с "маросейской средой" и с А. В. Ведерниковым (умение служить делу Церкви в сложных условиях).
193
Дмитрий Евгеньевич Мелихов (18991979), профессор, доктор медицины, директор Невропсихиатрического института им. П.Б. Ганнушкина; автор 170 научных работ, а также незаконченной рукописи "Психиатрия и проблема духовной жизни", адресованной одновременно клирикам и медикам. Опубликована в 1997 г. (В книге очерк "Н. И. Пирогов и вопросы жизни" по ошибке приписан Мелихову; автор очерка — В. Я. Василевская.) Д. Е. Мелихов поддерживал тесную связь с "маросейскими".
194
Василий Николаевич Скалон (19031976) — доктор биологических наук, профессор. По его инициативе в 1947 г. в Иркутском сельскохозяйственном институте было открыто отделение охотоведения, и он стал первым заведующим кафедрой. По свидетельству современников, в своих суждениях иногда бывал резок и категоричен, но вместе с тем они всегда преклонялись перед его прямотой и принципиальностью. Кроме биологии серьезно занимался историей Сибири. В. Н. Скалон, живой свидетель бесчеловечности советских властей в Сибири во время Гражданской войны и коллективизации, не побоялся поделиться со студентом А. Менем своими воспоминаниями.