О Шмидте
Шрифт:
Кухарка и потом до самой пенсии работала у них: расстаться с ней было выше их сил. Может теперь, когда Шмидта выгонят на подножный корм, она вернется из Флориды, чтобы позаботиться о нем? Заманчивая идея, что и говорить. В последнее время содержать дом в порядке помогал отряд польских гусарш. Раз в неделю они прикатывали на видавших виды «шевроле» — бигуди, банки с диетической колой в руках, внушительные зады и бюсты, обтянутые пляжными маечками и шортами, в расцветке которых преобладают оранжевый, убийственно розовый и ядовито-зеленый, — проносились циклоном по дому и саду и через три часа уезжали, покрыв влажными поцелуями и Мэри, и Шарлотту, и самого Шмидта.
Шмидт
Под струей горячей воды Шмидт стал оттирать высокий бокал для шампанского, испачканный Шарлоттиной помадой, и тут стекло треснуло под его пальцами. Он выгреб осколки из раковины бумажным полотенцем, и полотенце на глазах окрасилось в темно-красный. Порез на ладони был чистый, но глубокий, такой, очевидно, бесполезно зажимать комком бумаги. Шмидт поискал глазами пластырь, последний раз он как будто видел его на полочке над раковиной, но теперь его там не было. Тем временем жирные кровяные кляксы множились и множились на полу, на крышке стола и на открытой дверце шкафчика, и Шмидт не успевал подтирать их губкой, которую держал в здоровой руке. Дурацкое положение, точно экзамен на престидижитатора. Шмидт растерялся.
Папа, что ты с собой сделал? Ну-ка сядь, сожми кулак и подними руку повыше. Я сейчас перевяжу.
Просто разбил бокал. От «Гончарного сарая», четыре доллара семьдесят пять центов. Кстати, ведь на еврейских свадьбах бьют бокалы на счастье, так ведь? Вот я как бы потренировался.
Он поднял взгляд на Джона.
Ну это ты пальцем в небо, Ал. Это жених, а не огорченный отец невесты разбивает бокал и не рукой, а каблуком, а сначала жених с невестой пьют вино. Заметь, вино, а не кровь. Евреи не очень любят пить человеческую кровь, но очень любят чувство вины. Вино пьют, чтобы показать: они вступают в пору самых главных радостей жизни, и тут же жениху надо разбить бокал — в память о разрушенном Храме. Тут всем становится совестно своего ликования, и они возвращаются к реальности.
Шарлотта закончила бинтовать, налепила пластырь и поцеловала Шмидта в макушку — ласка, от которой он неизменно млел.
Тарелки я сама домою, сказала она, и пока рана не затянется, руку не мочи. А может надо пойти к врачу да зашить?
Ни за что! Ни разу за всю жизнь меня не зашивали, и чтобы теперь из-за такого пустяка? Спасибо тебе, девочка, что возишься со старым ворчуном. И тебе, Джон, за то, что просветил. Кстати, как твои родители относятся к тому, что ты женишься на шиксе?Они позволят тебе? Вы говорили об этом?
Во всяком случае, не так убиты горем, как ты из-за того, что она за меня выходит. Альберт, не пора ли тебе остыть? Мы с Шарлоттой больше четырех лет вместе. Мы любим друг друга. Мы живем в одной квартире! А меня ты знаешь уже десять лет!
Конечно, конечно, Джон. Я очень рад.
Папа, родители Джона хотели бы, чтобы ты вместе с нами приехал к ним на День благодарения.
Что ж, самое естественное развитие событий, а Шмидт совершенно не предусмотрел такого поворота. Над Рождеством, Пасхой и Днем благодарения властвовала Мэри. Пока была жива Марта, они, конечно, встречали все эти праздники с нею и потом продолжали проводить их в ее доме. Все, кроме одного Дня благодарения, когда Шарлотта болела ветрянкой. В лучшие годы они обычно приглашали в гости молодежь из фирмы Шмидта. И вопроса не возникало, чтобы Шарлотта оказалась в такой день не с ними. И если Райкер верно подсчитал продолжительность своего присутствия, значит, по меньшей мере, четыре Рождества, четыре Пасхи и четыре Дня благодарения подряд они встречали вместе.
Очень мило. Я не в претензии на родителей-докторов за то, что они захотели хотя бы разок залучить сына к себе на праздник, но мне, боюсь, еще не с руки ездить в гости на День благодарения. Тебя, девочка, это волновать не должно, тебе, конечно, надо быть с Джоном.
Тут же в голову ему внезапно пришла идея и он добавил:
А может, ты пригласила бы Райкеров сюда, Шарлотта? Между нами говоря, я уверен, что мы сумеем зажарить индейку.
Ты их обидишь, сказал Джон. Они говорят, что даже мои бабка и дед, вместо того чтобы устраивать традиционное семейное сборище в Вашингтоне, приедут сюда. И брат будет.
Шмидт совсем забыл про брата — нужно и его добавить в семейный альбом. Парень, который не доучился в Уортоне [6] и работал в торговой ассоциации тоже в Вашингтоне. Женат ли он? А может, он гомик — ведь Мэри, как будто, что-то говорила на эту тему…
Давайте не будем решать сегодня. Сейчас только третья неделя октября. Впереди еще много времени.
Отлично. Только, пожалуйста, Альберт, не испорть его нам, да и себе тоже.
6
Школа финансового менеджмента Пенсильванского университета.
II
В следующий вторник Шмидту позвонила секретарша Джона Райкера. Джон просит передать, что они с Шарлоттой останутся на выходные в городе и не приедут к мистеру Шмидту, и спрашивает, ожидать ли его родителям мистера Шмидта в половине третьего на праздничный обед в День благодарения.
Вас понял, ответил Шмидт веселым и бодрым, едва ли не восторженным голосом человека, с которым только что произошла самая большая радость, какая только может быть. Этот тон Шмидт отточил в «неурожайный» период своей практики: он прибегал к нему, когда потенциальный клиент звонил и говорил, что презентация Шмидта была великолепна и очень всем понравилась, но работать с проектом, который Шмидт надеялся заполучить для «Вуда и Кинга», будет другой юрист.
Ради бога, скажи мне, не удержался от вопроса Шмидт, ты у Джона теперь и на личных звонках? Едва сказав это, он тут же устыдился: секретарша была замечательная женщина, она работала в компании много дольше Райкера, и оскорбление, содержавшееся в словах Шмидта, было столь же очевидно ей, сколь и ему самому. Конечно, она не могла знать — во всяком случае, Шмидт на это надеялся, — что ее звонок был своеобразной пристрелкой со стороны Райкера. Да нет, все в полном порядке, поспешил добавить Шмидт, просто хотел тебя подразнить. Знаешь, нас, стариков, хлебом не корми, дай позубоскалить.