О Сталине без истерик

Медведев Феликс Николаевич

– Вам известны какие-либо подробности об отце после его ареста?

– После процесса матери дали свидание. Мать была человеком замкнутым и, придя с Лубянки, только сообщила: «Я ему сказала: “Как ты мог наговорить о себе такой ужас?” А он ответил: “Так было нужно”». Вот и все. Еще он спросил: «А Сонька не хотела прийти?» Мать ответила: «Нет, не хотела».

– Почему же вы не пошли на свидание с отцом?

– Было обидно, что близкий мне человек мог так чудовищно оговорить себя. Тогда я не могла ему этого простить. Только став взрослым человеком, сама пройдя все круги ада, могу понять, что можно сделать с человеком в заключении.

…Сейчас я думаю, что эту бешеную собаку, тирана усатого, нужно было

кому-то пристрелить. Ведь все равно каждому, кто был с ним близок, грозила смерть. Какие мужественные люди были, решительные. Ходили с оружием. Хотя бы Тухачевский. И никто не решился порешить эту гадину. Даже Орджоникидзе, с его горячей кровью. Вот как Сталин сумел всех околдовать. А вообще, я считаю, что умными и решительными были только Томский и Гамарник. Они покончили с собой, потому что их тоже заставляли обливать себя и других помоями. Многие из окружения Сталина понимали, что их ждет. Помню, когда в газетах сообщили об убийстве Кирова, отец был невменяем, я его в таком состоянии никогда не видела, а мать произнесла вещие слова: «А вот теперь они расправятся со всеми, кто им не угоден». Так и случилось. Говорят иные: не Сталин виноват, а Берия, Ежов… Так не бывает, чтобы царь-батюшка был хорошим, а министры плохие.

Из интервью с Софьей Радек, 1988

Глава 8. Писатель Чингиз Айтматов; «Только сегодня мы начали преодолевать груз той мрачной эпохи…»

– Это правда, что ваш отец Торекул Айтматов и его братья, сельские активисты, были репрессированы в 1937 году?

– Да, правда. Прошло уже полвека, но об этом тяжко вспоминать. Публично я об этом никогда не упоминаю и рассказываю сейчас впервые. Я не хочу, чтобы этот факт превратно истолковывался иными людьми. Но если бы такого дела и не было, я все равно всеми силами противостоял бы «жезлу» культа личности. До сих пор многие не понимают, какой огромный вред причинил он советскому обществу. Культ личности Сталина нанес невосполнимый ущерб облику социализма. Слишком надолго мы оказались в капкане авторитарного режима, созданного Сталиным, и только теперь, почти через тридцать пять лет после того, как его не стало, начали освобождаться и выдавливать из себя рабов. Только сегодня общество по-настоящему начало преодолевать тяжкий груз той мрачной эпохи. И это дается нам непростой ценой. Ведь и сегодня еще много приверженцев прошлого. Они ничего не хотят видеть, не желают никаких изменений. Если мы сумеем раз и навсегда освободиться от комплексов прошлого, это будет великим достижением перестройки, политическим и духовным.

– Вы можете представить себе, что процесс демократизации остановится, и все пойдет вспять?

– Что, снова к культу личности? К затаенным внутри общества болезням? К нарушениям элементарных человеческих прав? К застою? Никогда! Этого не должно произойти! Логика жизни такова, что гарантии ее развития – это движение вперед. Если мы остановимся, значит, снова будем двигаться в обратном направлении. И это будет катастрофой для всех. Думаю, что нет в нашем обществе таких сил, которые были бы уж очень сильно заинтересованы в остановке, в возврате к прошлому. Даже та самая бюрократия, которую мы сегодня склоняем, как говорится, и в хвост и в гриву, и видим в ней корень зла, не заинтересована в этом. Думаю, что она не враг сама себе.

Фрагмент интервью с писателем Чингизом Айтматовым, Москва, Чолпон-Ата, 1987

Глава 9. Писатель Варлен Стронгин об отце актера Савелия Крамарова

С писателем Варленом Стронгиным я знаком с 1970-х годов: вместе выступали в подмосковных городах, встречались в Центральном доме литераторов. Свою творческую деятельность Стронгин начинал как автор юмористических рассказов, которые печатались в Клубе 12 стульев «Литературной газеты», а позже увлекся написанием биографий знаменитых людей. Его книги о Вольфе Мессинге, Лидии Руслановой, Александре Керенском и других выдающихся личностях ХХ века, написанные живо, увлекательно, почти детективно, есть в моей библиотеке.

Несколько

лет назад вышла книга В. Стронгина «Савелий Крамаров: сын врага народа». Автор написал о своем друге, известнейшем киноактере. Отец Крамарова – известный московский адвокат – был арестован якобы за принадлежность к «эсеро-меньшевистской организации», когда мальчику было четыре года. Ребенку сказали, что отец на фронте, и после войны он часто бегал на Белорусский вокзал, надеясь встретить его среди возвращающихся с войны солдат. Мать умерла, и Савелий проявил недюжинную силу воли, чтобы выжить и стать артистом. Крамарова легко утверждали на роли, пока он не стал всенародным любимцем. Тогда завистники, порывшись в его личном деле, обнаружили, кем был его отец, и началась травля. Крамаров был вынужден покинуть родину и уехать в Америку, после чего указ о присвоении ему звания народного артиста РСФСР аннулировали, а фильмы с его участием запретили к показу.

Работая над этой книгой, я попросил своего давнего приятеля Варлена Львовича поведать мне сюжет, связанный с судьбой отца известного актера.

– В 1944 году, во время последнего приезда Савелия в Москву, я рассказал ему о том, что в приемной КГБ на Кузнецком мосту он может ознакомиться с делом своего отца. У Савелия холодным блеском загорелись глаза, и он сказал, что обязательно сделает это. Я посоветовал ему за месяц до приезда написать заявление, потому что розыск документов – дело не быстрое.

Савелий поблагодарил меня за хлопоты, и мне показалось, что он готов был заплакать.

Но исполнить свою мечту, то есть прочитать тягостные документы об аресте отца, мой друг не смог. Жизнь Савелия оборвалась.

Через некоторое время его вдова Наталья Крамарова-Сирадзе прислала мне из Сан-Франциско нотариально заверенную доверенность на ознакомление с делом отца мужа.

…Я пришел в уже знакомую мне небольшую комнату приемной КГБ. Здесь в 1956 году я читал дело своего отца, Стронгина Льва Израилевича, директора Государственного издательства еврейской литературы, осужденного по 58-й статье якобы за издание националистической литературы. Тогда, в 1956-м, когда начался процесс реабилитации, в этом помещении не было свободных мест. Сидели родные невинно осужденных, знакомились с их делами, многим становилось плохо, кому-то даже вызывали «скорую». Читать дикие признания родных, выбитые зверскими пытками, не у всех хватало сил. В помещении пахло валерьянкой…

Читая дело Виктора Крамарова, я подумал, что, может быть, даже хорошо, что Савелий не увидел эти документы, на его долю и без того выпало немало переживаний.

Основное обвинение, предъявленное отцу Крамарова: «Использовал трибуну советского суда для антисоветской агитации, вызывал недовольство существующим строем у окружающих».

С отличием окончивший юридический факультет Киевского университета, Виктор Крамаров был известным столичным адвокатом. Работая в Московской коллегии адвокатов, в 1937 году он защищал «врагов народа» в инсценированных НКВД процессах. Как грамотный юрист он пытался найти смягчающие обстоятельства в действиях своих подзащитных: подвиги в Гражданской войне, ударный и оцененный правительственными наградами труд в послевоенном строительстве. Это и послужило поводом для обвинений против него самого. Приговор гласил: «За контрреволюционную деятельность заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 8 лет, считая с 14 марта 1938 года».

…После многочисленных звонков и запросов мне удалось получить две фотокарточки отца Крамарова. На первой, сделанной сразу после ареста, он выглядит сравнительно спокойным, крепким, моложавым. Наверное, наивно предполагал, что, поскольку никаким вредительством не занимался, ему ничего не грозит, и его отпустят, как только следователь разберется и поймет, что произошла ошибка. Увы, надеждам на то, что дело признают ошибочным, не суждено было сбыться…

На второй фотографии предстает совсем другой человек, осунувшийся, поблекший…