О стыде. Умереть, но не сказать

Цирюльник Борис

Рассказанная история насилия порождает межличностный мостик, возникающий из слов, которые мы отваживаемся произнести, обращаясь к тому, кто отваживается нас выслушать.

Мы можем назвать этот процесс «когнитивной перестройкой» [114] , можем также сказать, что перестройка представлений о себе меняется в зависимости от историй и важных встреч. Когда я пытаюсь облечь в слова трагедию, унизившую меня, и доверяю ее верному другу, я удивляюсь, что мне становится лучше. Я успокаиваюсь, потому что приоткрыл свой внутренний мир, стал увереннее, что-то сделав с травмой в моей душе. Я больше не одинок, ведь мой друг услышал, посочувствовал, посмеялся или раскритиковал мою историю. Теперь мне кажется, что люди меньше преследуют меня (некоторое беспокойство все же остается, ведь я не знаю, что сделают другие с информацией, которую я им доверил). Эта перестройка репрезентации травмированного «я» влечет за собой изменение эмоций, их поведенческого выражения и интеллектуальных построений,

способных придать случившейся со мной катастрофе некоторые разумные формы. Я избавляюсь от смущения, вновь начинаю управлять своей судьбой, перестаю быть сексуальной игрушкой в руках других — тем куском (st"uck), который необходимо бросить в печь.

114

Макмиллен К., Райдаут Г., Зуравин К. Можно ли извлечь преимущества из историй сексуального насилия над детьми? // Журнал консультативной и клинической психологии, 1995, № 63, с. 1027–1042.

Когда ребенка не поддерживают близкие, зачастую сами выступающие в роли агрессоров, он может искать ощущение устойчивости вне дома. У дяди, друга или тренера в спортивной секции. Часто в этой роли выступает преподаватель, не подозревающий об этом. Из всех стратегий, способствующих обретению ребенком устойчивости, наиболее благоприятным оказывается школа [115] . Единственное место, где он чувствует себя уважаемым, любимым, полным идей и готовым участвовать в играх на перемене.

115

Уайетт Г. Э., Ньюкомб Б., Риердейл М., Нотграсс К. Сексуальное насилие и секс по обоюдному согласию. В кн.: Шаблоны психологического развития женщин и его результаты. Newbury Park, 1993.

Наблюдение за детьми, подвергшимися сексуальному насилию, до момента, когда им исполнилось тридцать, свидетельствуют, что к зрелому возрасту случившееся проявилось по-разному — в зависимости от того, насколько внимательным оказалось к ним окружение, и нюансов формирования их личности до момента шока.

Хуже всего перенесли случившееся примерно 10 % мальчиков, которые превратились во взрослых насильников с извращенной сексуальностью. Лишь 3 % девочек, подвергавшихся длительному сексуальному унижению, сами стали применять сексуальное насилие, сочетая его с процессом виктимизации вследствие серьезного расстройства личности и неумелого поведения родителей [116] .

116

Брайер Дж. Н., Элиотт Д. М. Непосредственные и отдаленные последствия сексуального насилия над детьми // Будущее детей, 1994, № 4(2), с. 54.

Одиночество, отсутствие поддержки после пережитого насилия, эмоциональная изоляция и отсутствие привязанности — таковы наиболее сильные причины повторения перенесенной жестокости. Когда во время судебного разбирательства насильник, стараясь облегчить свою вину, заявляет, что был изнасилован сам, часто это действительно так, однако не факт насилия над ним заставил его в свою очередь стать насильником — просто он остался один на один с собой после катастрофы или, что еще хуже, был сочтен лжецом.

Мы освобождаемся от стыда, изменяя взгляды, обращенные на нас

От 10 до 20 % жертв идут по пути неумолимого саморазрушения. Некоторые, как ни парадоксально, кажутся не сломленными и не пострадавшими в результате акта насилия. Защищенные отрицанием серьезности случившегося, внешне очень спокойные и уверяющие, что все это — рядовое событие (которое, тем не менее, оказывается — применительно к их внутреннему миру — явно значительным), они приводят в движение призраков, молча блуждающих в их душах и однажды вырывающихся наружу, принимая облик психотравматического синдрома, — это может произойти и спустя несколько лет, но так, «словно всё только что случилось». Подобные картины регулярного или отсроченного ухудшения чаще наблюдаются у детей, живущих в неблагополучных семьях.

От 40 до 75 % жертв насилия постепенно начинают испытывать облегчение: в семьях, члены которых смогли окружить жертву заботой и вниманием, мы наблюдаем детей, которым удалось восстановиться после пережитого. Они смогли взять себя в руки и озаботиться своим будущим [117] . Когда совершается подобная ментальная работа, меняется и вся личность целиком, поскольку представление о себе тоже изменяется, жизненные ценности становятся иными.

Посттравматическое созревание часто наблюдается у людей, относящихся к одной среде. Когда в семье происходит кризис, дети быстро становятся независимыми, помогают своим родителям, иногда даже начинают заботиться о них. После разразившейся катастрофы некоторые дети в течение нескольких дней учились готовить, хозяйничать и заполнять бумаги — то есть делать то, что невероятно раздражало их до момента катастрофы. Взрослым также знаком этот эффект созревания. «С тех пор как меня изнасиловали, я стала более бдительной, обращаю внимание на детей, стараюсь лучше защитить

себя», — зачастую можно услышать от них. Однако следует подчеркнуть, что подобная эволюция совершается в сознании только тех переживших травму, кто был поддержан окружением. Если окружение продолжает относиться к жертве насилия уважительно, то она (вначале будучи обезличена актом насилия) «берет себя в руки», как обычно говорят.

117

Абимана Э., Этье Л. С., Пето Д., Тусиньян М. Психопатология ребенка и подростка. Монреаль: Ga"etan Morin, 1999, с. 628.

Стратегия обретения устойчивости косвенно помогает преодолеть последствия травмы, заставляя интересоваться произведениями искусства, проявлять социальную или вербальную активность, «позволяя жертве изменить свой статус, — из жертвы насилия превратиться в притягивающий воображение объект». Жестокость в этом случае перетекает в категорию воображаемого, заставляя верить, что процесс трансформации реальности состоялся. Ребенок участвует в процессе собственной реконструкции, порой не помня о том, что ему пришлось выстрадать [118] .

118

Клейн Ж.
– П. Как без насилия вылечить изнасилованных детей // Сексология, 2007 (ноябрь), № 29.

Когда факторы обретения устойчивости оказываются многочисленными и взаимосвязанными, число детей, находящихся в бедственном положении, в течение года с момента совершения насилия уменьшается почти вдвое [119] . Подобное облегчение не означает, что они забыли все случившееся с ними, — просто травма требует от них начать активный поиск эмоциональной поддержки извне, а также художественных произведений, представляющих собой метафорический рассказ о тех или иных травмах [120] .

119

Кендалл-Тэкетт К. А., Уильямс Л. М., Финкельхор Д. Воздействие сексуального насилия на детей. Обзор и сумма недавних эмпирических исследований // Психологический бюллетень, 1993, № 113, с. 164–180.

120

Скапарелли С. Стресс и преодоление последствий сексуального насилия над детьми. Теоретический и эмпирический обзор // Психологический бюллетень, 1994, № 116, с. 1–23.

Принадлежность пережившего травму к семье или большому коллективу объясняет, каким образом удар, обрушиваясь на одно из звеньев цепи, одновременно атакует и остальные, разрушая единство целого [121] . Реакции окружения столь тесно взаимосвязаны, что достаточно одному члену семьи впасть в депрессию, и риск того, что от этого испытают шок остальные, увеличивается втрое. «Я сопровождал ее в комиссариат, постоянно находился рядом, — рассказывает супруг, — а сегодня чувствую, как мне плохо». Если насилуют жену, 59 % всех мужей погружаются в депрессию; если нечто подобное случается с ребенком, депрессия поражает почти 67 % родителей [122] .

121

Бенгози П. Психиатрия без границ. Unversit'e de Toulon-Sud, март 2009 г.

122

Райт Дж., Люссье И., Сабурен С., Пьеррон А. Сексуальное домогательство в отношении ребенка. Монреаль: Ga"etan Morin, 1999, с. 627.

Наиболее очевидный фактор устойчивости, как было выявлено в результате регулярных и длительных исследований, — создание устойчивой «системы связей». Те пережившие травму, которым удалось впоследствии создать прочную пару, достигали лучших результатов с точки зрения эффекта эмоциональной защиты [123] . Защитный эффект в одинаковой степени распространяется на обоих уязвленных партнеров. Несколько месяцев адаптации — и каждый из них способен помочь другому восстановиться: «Мне становится спокойнее, когда мой муж находится здесь…», «Моя жена — мой эмоциональный хребет, я выстраиваю свою жизнь ради нее, вокруг нее. Рядом с ней я наконец-то начал жить». Взаимозащитный эффект выражается в увеличении у обоих супругов продолжительности жизни, меньшем количестве физических заболеваний и депрессий (если, конечно, речь идет о стабильных браках). Грамотно выстроенные беседы с психологом и психологические тесты отчасти свидетельствуют, что супруги ведут более правильный образ жизни и быстрее справляются с депрессией.

123

Раттер М., Квинтон Д., Хилл Дж. Последствия институционального воспитания детей, проявляющиеся во взрослом возрасте: сравнения представителей мужского и женского пола. В кн.: Робинс А., Раттер М. Искренний и неискренний путь взросления. Нью-Йорк: Cambridge University Press, 1990, с. 135–157.