О свинье и розах
Шрифт:
— И дело даже не в том, что Дэннис был благопристойным другом. И дело не в том, чтоб он хоть когда-нибудь заметил, что я была девушкой. И дело не в том, что я хотела, чтобы он был только со мной все время или осыпал меня цветами. Просто было бы приятным какое-нибудь маленькое подтверждение, что я хорошенькая или, по крайней мере, женского пола.
Она выполоскала поросенка и осмотрела царапины:
— Теперь видно, что все твои боевые шрамы мелкие.
Элина всхлипнула, заморгала, прогоняя сдерживаемые слезы, которые хотели прорваться
— После того, как я закончу, мы положим какой-нибудь приятный компресс на твою шкуру для поддержания здоровья. И ты знаешь, я прекрасно понимаю, что тебе не дано постигнуть и слова из мною сказанного. Я никогда и не думала, что очутюсь в своей ванной комнате, в таком виде, изливающая свои проблемы на свинью, — она сделала паузу и беспомощно уставилась на него. — Это просто потому, что мне не с кем поговорить. А если я не расскажу, то меня разорвет на кусочки. А мне не хотелось бы этого, потому что тогда моя семья будет жалеть меня.
Она протянула руку за полотенцем:
— Давай я расскажу тебе о Чаде. Тебе следует знать, по крайней мере, от кого ты убегал. Все началось с саночек…
Пятнадцатью минутами позже раны поросенка были обработаны при помощи компресса пахнущего корицей, у Элины закончились слова, и она начала сдирать собственную одежду с себя.
— Я думаю, мы должны будем для защиты заключить тебя под стражу, — сказала она, залезая в ванну. — Пока Чад не откажется от своих мечтаний об убийстве свиней. Я могу, вероятно, чувством вины вынудить папу построить своего рода свинарник.
Она подняла головку душа и включила воду:
— Так что я…
Поросенок задергался. Его коричневая шкура закипела, расширилась, закрутилась, как быстро надутый воздушный шар, потускнела и моментально превратилась в голого человека. На мгновение они уставились друг на друга в полном шоке. Элина уловила вспышку широких плеч, молодого лица и темных напряженных глаз под коричневыми бровями. Мужчина поднял свою руку, произнес заклинание и исчез.
Это уже было чересчур. Элина уронила головку душа. Ее колени согнулись. Она села в ванну и разразилась слезами.
#4.
Кто-то стучал в дверь. Элина проигнорировала.
Мама распахнула дверь и внесла поднос.
— Прошло три дня, — сказала она. — Я понимаю, ты не хочешь спускаться вниз, покушать с семьей, но ты должна есть что-нибудь кроме сэндвича в день.
Сэндвич в день – было великолепной выдумкой Элины. Таким образом, ей не надо было иметь дело с вопросами от сестры и Бориса.
Мама поставила поднос вниз и села рядом с ней на кровати:
— Хочешь поговорить об этом?
Элина покачала головой.
Мама поджала свои губы:
— Это не то, о чем я с твоим отцом думала. Если бы мы знали, что все таким образом обернется, я бы никогда не позволила
Элина оторвалась от своей книги:
— Так что, свидание было совершенно напрасным?
— Выходит так.
Представить только. Может, она была проклята.
Зазвонил звонок в дверь.
— Я мигом вернусь, — мама пододвинула поднос в ее направлении. — Ешь. Пожалуйста.
Элина посмотрела на поднос. Картофель фри и кусок запеченного цыпленка. По крайней мере, это была не свиная отбивная котлета. Она бы не дотронулась до еще одного куска свинины, даже если бы умирала с голода.
Мама появилась в дверном проеме:
— Пошли, — ее голос не оставлял возможности для проведения переговорного процесса в комнате.
Элина вздохнула и встала: «Ну, что теперь?»
Она последовала вниз за мамой в фойе. Наружная дверь была открыта. Она увидела своего папу на крыльце с жалобным выражением лица, невиданным ею прежде. Мама слегка подтолкнула, продвигая ее за дверь к солнечному свету.
— А вот и она, — услышала Элина, как сказал папа, а затем прошмыгнул мимо нее в дом и закрыл дверь.
От солнечного сияния Элина прищурилась и подняла свою руку к глазам: «Широкие плечи, темно-карие глаза, темно-русые волосы, коричневые…»
— Это ты!
Он кивнул головой:
— Да.
Жар бросился к ее щекам, и она поняла, что покраснела.
Он был лет двадцати и выше Элины на пол фута. Даже в зеленой футболке было ясно, что он был мускулистым, но его широкие плечи и мощная грудь утончались ниже, далее к узким бедрам и длинным ногам, которые имели очень хороший вид в синих джинсах и бутсах. Он стоял на расслабленных ногах, с натуральной осанкой, но как-то элегантно, несмотря даже на слегка растрепанные волосы. Его кожа была загорелой, и его лицо заставило ее сильнее покраснеть. Его глаза были очень темными, как горький шоколад, и умными. Он точно не был красавчиком, но определенно был привлекательным и очень мужественным.
И он видел ее обнаженной. После того, как она прогонялась за ним через половину Старого Города, прижимала его к своей груди, носилась с ним вокруг да около добрых пятнадцать минут, а потом рассказала ему историю своей жизни.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — эхом отозвалась она, испытывая огромное желание каким-то образом провалиться под крыльцо и исчезнуть.
Он провел рукой по своим волосам.
— Реально это более неловко, чем я думал, что может быть.
Он бы не получил возражений от нее.