О том, как В. И. Ленин любил музыку
Шрифт:
О чём рассказывают ноты дома-музея
Гостиная в Ульяновском доме-музее В. И. Ленина
Город на Волге — Ульяновск. Полвека назад это был тихий, захолустный городок Симбирск. Он стоял далеко от железной дороги. Не дымились в нём заводские трубы, даже звонки трамвая не врывались в сонную тишину. Уроженец Симбирска писатель И. А. Гончаров так описывал его: «Самая наружность родного города не представляла ничего другого, кроме картины сна и застоя. Те же, большею частью деревянные, посеревшие от времени дома и домишки, с мезонинами, с садиками, иногда с колоннами,
Весной тихий Симбирск оживал и хорошел. Зеленели сады, зацветали фруктовые деревья. Начиналась навигация. По широкой как море Волге двигались пароходы. Спускались на воду лодки, звенели по вечерам песни.
В Симбирске родился и провёл школьные годы Владимир Ильич Ульянов (Ленин). Старый Симбирск назвали его именем — Ульяновск. Теперь этот город знают во всём мире. На поездах и самолётах, теплоходах и туристских машинах сюда стремится множество людей. Уже с утра по дворику вьётся длинная очередь в дом-музей В. И. Ленина. Группа загорелых пионеров нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Они, видно, проделали долгий путь, чтобы провести полчаса в доме Ульяновых… Волнуясь входят ребята в дом; путаясь в шнурках, надевают неуклюжие музейные тапочки. Только бы всё увидеть, только бы успеть всё запомнить! Но время летит неимоверно быстро. Вот уже обошли все маленькие комнаты, чуточку задержались у книжной полки Володи; в детской подивились игрушкам: самодельные кубики, тряпичная кукла с глазами, намалёванными цветным карандашом; полюбовались рисунком Ольги (ветряная мельница! Наверное с натуры рисовала. Теперь таких не встретишь!); кто-то потихоньку потрогал хлебницу, выпиленную Александром в подарок матери…
Пора уходить. Неужели всё? Ноги тяжелеют, не повинуются. Мысленно пробегаешь снова весь короткий путь. Сначала вошли в гостиную. Справа от двери стоит небольшой чёрный рояль. Все двинулись дальше в кабинет Ильи Николаевича, а кто-то остановился у рояля, взволнованный: тот самый?! Под стеклом на рояле ноты. Любитель музыки проталкивается поближе: чёрный переплёт, на нём кожаный треугольник с вытисненными буквами «М. В.», раскрыта небольшая книжка нот, в ней виднеется знакомая песенка «Ах, попалась, птичка, стой». Рядом ещё пожелтевший нотный лист. Издали не разобрать, что.
В этой гостиной Ленин впервые в жизни услышал музыку. Здесь по вечерам зажигалась вот эта большая керосиновая лампа, задёргивались занавески. В зеркале отражались большие листья комнатных цветов. Крышка рояля была открыта, и ноты лежали не под стеклом, а на пюпитре, и клавиши не молчали. Их будила крепкая, умелая рука. И вот они звенят, гудят, поют что-то нежное. А наверху, в детской, идёт весёлая кутерьма. Света не зажигают. Натянув шубку мехом вверх, Володя изображает чудо-зверя «брыкаску». Брыкаска выползает из-под кровати. Все с визгом разбегаются в разные стороны. Но вдруг снизу послышались звуки фортепиано, и всем расхотелось шуметь и носиться. Дети потихоньку спускаются вниз. Старшие раскрывают книги или принимаются что-нибудь мастерить. Малыши неслышно играют на полу. Отец углубился в свои бумаги. Как хорошо работается и отдыхается, когда играет мама! Даже лежа в постели приятно слушать её игру и незаметно засыпать…
И рояль и ноты с девичьими инициалами «М. Б.» привезла с собою из отцовского дома Мария Александровна Бланк, ставшая женой Ильи Николаевича Ульянова. Музыка была не забавой, не развлечением — важной частью её жизни. В страшный год, когда был казнён старший сын Александр, семья Ульяновых снялась с насиженного гнезда и переехала в Казань. Мария Александровна распродала всё имущество. Не продан был лишь рояль. Его взяли с собой в новую жизнь.
«Так как Мария Александровна была очень хорошая музыкантша, любившая и хорошо понимавшая музыку, то музыка в семье значила многое»,— это слова Анны Ильиничны Ульяновой-Елизаровой. Мария Александровна прекрасно владела фортепиано. Она могла сыграть детям всё лучшее, созданное для этого инструмента — и Моцарта, и Бетховена, и Шуберта, и Шопена.
Среди нот в доме-музее сохранилось много двух- и четырёхручных переложений опер.
В маленьком Симбирске не было оперного театра. Изредка в городе гастролировала приезжая оперная труппа.
Когда Владимир Ильич находился в подполье или эмиграции, его друзья навещали Марию Александровну. Иногда товарищам по партии удавалось получить какие-нибудь сведения о нём. Хотелось поскорее передать их матери. В такие минуты огромного душевного волнения она часто обращалась к музыке: «…И наслушавшись и наговорившись она, маленькая, худенькая, вся светившаяся глубокой добротой и печалью, тихо подходила к роялю, открывала его и как бы унесясь далеко-далеко в своих думах, начинала играть печальные, тихие мелодии, так гармонирующие со всем её настроением»…
Понятно, что мать старалась развить в своих детях музыкальное чувство, учила их проникать в мир музыки, понимать её своеобразный язык.
Все дети, кроме Александра, обучались игре на рояле. Самой прилежной в семье справедливо считали Ольгу, девочку годом моложе Владимира Ильича. Брат с сестрой, самые живые и шаловливые в семье, были неразлучны. Их шумные игры и проказы будоражили весь дом. Бойкая, весёлая Лёля не уступала мальчишкам в играх и беготне.
Она очень ловко лазила по деревьям и крышам, вся в синяках и царапинах. В гимназии её прозвали «поколеноморепереходящая». К музыке она пристрастилась сразу, и все удивлялись, что эта подвижная, как ртуть, девочка часами просиживает за роялем, терпеливо повторяя гаммы и этюды. Юноша-старшеклассник Володя Ульянов говорил, слушая бесконечные музыкальные упражнения Ольги: «Вот чьей работоспособности можно позавидовать». Старшая сестра Анна Ильинична заметила, что пример Ольги повлиял на него. Со школьных лет Володя стал вырабатывать в себе трудолюбие, умение систематически работать.
Ольга была богато одарённой натурой. Гимназию окончила с золотой медалью, свободно владела тремя языками — французским, английским и немецким, а когда понадобилось, самостоятельно изучила и шведский. Она хорошо рисовала, её рисунки выделялись на гимназических выставках.
Но музыка ей была особенно дорога. Мать находила, что музыкальные способности Оли невелики. Однако горячее желание и уменье работать сделали своё: Ольга настолько хорошо успевала, что одна из всей семьи поступила в Музыкальную школу Казани. Там она занималась с таким же увлечением и усердием. Участвовала в хоре. В письмах её то и дело находишь строки о занятиях музыкой: по 2 часа играет, готовится к концерту школьного хора («Посещаю все репетиции и два дня почти не бывала дома»), а потом: «Концерт прошёл с большим успехом, чему я ужасно рада». Её школьная подруга Сашенька Щербо считала Ольгу прекрасным товарищем. Оля всегда готова была помочь подругам и особенно охотно разучивала с ними и аккомпанировала им песни (называют некоторые: «Выхожу один я на дорогу», «Укажи мне такую обитель», «Однозвучно гремит колокольчик»).
Сохранилось много нот, переписанных её рукой, и среди них мелодии запрещённых тогда революционных песен: «Марсельеза», «Вы жертвою пали», «Красное знамя», «Замучен тяжёлой неволей». Рядом с нотами матери лежат другие папки. На них вытеснены буквы — «О. У.». Между страницами лепестки засушенных цветов.
Чем была музыка для Ольги, говорит её письмо к любимой подруге А. Ф. Щербо: «У меня, как у всех, бывают ясные дни, бывают и пасмурные, когда я мучусь сомнениями и хандрю. Тогда мне не хочется и за перо браться… Ещё вчера на меня напала хандра, но на моё счастье удалось попасть в театр на „Фауста“ (прекрасная опера), и эти чудные звуки меня ободрили».