О вас, ребята
Шрифт:
— Кто там?
В землянках раздались встревоженные голоса.
— Что у тебя, Карл? — крикнул соседний часовой.
Замелькали огоньки электрических фонариков. Смоляков понял, что ждать и прятаться бессмысленно. Он встретил часового короткой автоматной очередью и, не таясь, бросился обратно в лес. Опыт подсказал ему, что пробиваться в такой момент к передовой — значит идти на верную смерть. Только в тылу мог он рассчитывать на спасение. Разведчик бежал по лесу, прислушиваясь к нарастающему за его спиной шуму. Весь блиндажный городок
Где-то отрывисто пролаяла собака. Положение разведчика ухудшилось. От собаки в лесу не спрячешься. Смоляков круто взял вправо — к дороге, где все еще урчали тяжелые машины.
Он залег на обочине у поворота. Когда одна из машин, возвращавшихся в тыл, поравнялась с ним, разведчик подпрыгнул, уцепился руками за борт и влез в кузов.
Смоляков решил отъехать от передовой километров на десять. Он предполагал, что так далеко тревога не распространится. Машина прошла километров семь и стала тормозить. Смоляков выглянул из-за борта. Впереди на дороге роились огоньки. Один из фонарей сигналил срочную остановку. Водитель на секунду включил фары. Два луча осветили группу солдат и дома какой-то деревушки.
Через задний борт Смоляков спрыгнул на дорогу, скатился в канаву и второй раз за эту ночь услышал предательское громыхание железа. В канаве валялся лист жести. Разведчик метнулся к забору и лег под ним. Но ломкий хруст железа долетел до гитлеровцев. Они побежали к канаве, открыв на ходу беспорядочную пальбу из автоматов. Смоляков вскочил, в три прыжка достиг угла забора, завернул и помчался вдоль него. Еще угол… Еще поворот… И тут он наткнулся в темноте на кого-то. Руки вцепились в живое тело, подмяли его под себя. Уже падая, Смоляков почувствовал, что наскочил на какого-то подростка. Правая рука, подобравшаяся к горлу для мертвой хватки, ослабла и уперлась в землю. Он приподнялся над распростертой под ним фигуркой и услышал придушенный мальчишеский голос:
— Тикай! Тикай!
Но бежать уже было поздно: за углом слышался топот ног. Лучи фонариков жадно шарили по траве. Разведчик ухватился за забор, простонал от резкой боли в спине, но все же сумел перебросить туловище и ноги на другую сторону. Мешком плюхнулся он на землю, в какие-то колючие заросли, и выставил вперед автомат, зная, что настали последние минуты жизни.
Когда гитлеровцы появились из-за угла, свет их фонариков выхватил из темноты одинокого мальчонку. Он сидел на корточках под забором и растирал шею.
Паренька окружили. Он крутил головой и ничего не отвечал на яростные выкрики солдат, пока один из них не спросил по-русски:
— Ты бегал с дороги?
— Я-а…
— Что делал, русский свинья?.. Расстреляем! Приказ знал? Ночью только дом! На улицу — ни шаг!
Мальчишка встал во весь рост и, ослепленный фонарями, прикрыл глаза рукой.
— Чей? Откуда? — продолжал допрашивать солдат.
Другой сказал по-немецки:
— Похож на сына Стоедова…
— Ты сын Стоедова?
Мальчишка оживился. Он знал, что у Стоедова — местного полицая, у которого жил лейтенант Мюллер, есть сын.
— Ага! — ответил мальчишка. — Сын…
— Что делал по ночам на дороге?
— Бегал за самогоном — батя послал! — лихо соврал мальчишка и добавил для верности: — Лейтенант Мюллер приказал! Только я не успел дойти до тетки Марьи — вас испугался… Побежал назад, а вы с автоматов — тр-р-р!
Солдаты знали и самогонщицу тетку Марью, и Мюллера. Все это было вполне правдоподобно, и гитлеровцы вернулись на дорогу — проверять проходившие по деревне машины. А мальчишка долго стоял под забором, а потом повернулся и шепнул в дырку между досох:
— Дядь! Ты еще там?
Разведчик привык молниеносно принимать решения, но на этот раз не знал, как поступить. Он понимал, что своим спасением обязан мальчишке, который случайно попался ему на дороге. И все-таки не торопился с ответом: мальчишка-то — сын полицая!
— Дядь! — снова услышал Смоляков тихий голос. — Не бойся: ушли они… А про меня не думай! Врал я все! Никакой я не сын Стоедова! Я Васька Прохоров. А батю у меня еще в сорок первом на фронте убили…
Была в этом тихом голосе такая подкупающая правда, что разведчик без колебаний поверил.
— Слышу! — отозвался он. — Лезь сюда!
Когда Вася осторожно перелез через забор и мягко, без единого шороха, прилег в зарослях рядом со Смоляковым, разведчик обхватил его за плечи, стиснул крепко и спросил:
— Ты деревню хорошо знаешь?
— Всю жизнь тут прожил!
— А вокруг?
— Что вокруг?
— Ну, леса, болота, тропки — знаешь?
— С закрытыми глазами куда хошь пойду! Хоть ночью… Мне темнота не мешает!
— Тогда вот что — подумай-ка, куда мне схорониться, да так, чтобы ни одна душа… Понимаешь?
Вася вскочил.
— Пошли!
Смоляков дернул его за рукав.
— Постой! Ты расскажи — куда? Потом еще одно дело… Держи бинт… Перевяжи — пуля задела.
Вася притронулся к спине разведчика и почувствовал мокрую гимнастерку.
— В крови все! — испуганно шепнул он.
— Ничего… Кости, кажется, целы… Царапнуло по самым лопаткам… Давай бинтуй! Бинтуй и объясняй, где надежное место.
Нащупав в темноте вспухшую кровоточащую борозду, след пули, Вася стал накладывать бинт.
Прикусив губы от боли, разведчик повторил:
— Объясняй, объясняй!..
— Я тебя в Короб сведу — там и с ищейкой не сыщут! Кивун и Сотенная ближе, но они неглубокие. А Короб никто до конца не знает. В седьмой «карман» только я да Ерема ходили.
Смолякову показалось, что от потери крови у него помутилось в голове. Он спросил:
— Это я брежу или ты чушь городишь? Что за коробы и карманы?
— Это пещеры, а не чушь! — обиделся Вася. — Я в них двести разведчиков запрячу, а тебя одного — и подавно!