О величии России. Из «Особых тетрадей» императрицы

Великая Екатерина II

В то время, как в Кронштадте происходило вышеизложенное, Петр послал в Петербург канцлера графа Воронцова сообщить императрице, что он удивляется тому, что там делается, и приглашает ее возвратиться к повиновению ему, императору. Канцлер увидел площадь пред дворцом занятою войсками, уже признавшими Екатерину.

Он честно и благородно выполнил данное ему поручение, но изложенное им требование было отвергнуто, а самому ему не дозволено возвратиться в Петергоф. Он просил позволения, которое и было ему дано, написать Петру и сообщить о неуспехе возложенного на него поручения.

Он показал письмо, которое было написано очень хорошо и кончалось заявлением, что, исполнив свой долг в отношении государя, он, наконец, подчинился народной воле и принес присягу в верности государыне,

вступившей ныне на Российский престол. По отсылке письма граф Воронцов отправился в церковь для принесения присяги императрице.

Все шло отлично, но нужно было овладеть особою бывшего императора. Казалось слишком опасным предоставлять ему свободу: он имел тысячу средств скрыться, и всякий другой человек, порешительнее его, сумел бы это сделать.

Все эти распоряжения занимали государыню в течение всей пятницы и утра субботы; наконец, в полдень той же субботы, она выступила из Петербурга по направлению к Петергофу, во главе войск, которые признали ее и к которым присоединились полки, находившиеся по повелению императора в походе.

Панин должен был сопровождать государыню, и потому великого князя вверили попечению Сената, а именно – Неплюева, которому приказано было всякия полчаса отправлять в Петергоф курьера c известиями обо всем, что делается в столице [190] . Каждый из сенаторов должен был подписывать эти рапорты, и потому их всех держали в сборе и таким образом всех без изъятая привлекли к делу Екатерины.

190

В одном из этих получасовых донесений Неплюев испрашивал скорейшего разрешения вносить обратно в (домовые) церкви образа, убранные по распоряжению Петра III. (Прим. первого издания)

По дороге из Петербурга в Петергоф часто встречались голштинские гусары, которых Петр высылал, чтобы выследить движения государыни, – о чем он уже имел сведения; их всех захватывали, равно как и всех лиц, которые находились при Петре и покинули его в ночь его поездки в Кронштадт.

В числе этих лиц был вице-канцлер князь Голицын, посланный Петром к Екатерине с письмом, в котором император отдавал себя в ее волю. Голицын в открытом поле принес присягу Екатерине; на половине пути, в продолжение которого не раз приходилось делать остановки, чтобы дать отдых войскам, курьер привез известие об отплытии Петра в Кронштадт. А так как об экспедиции Талызина не было еще никаких известий, то и боялись, как бы Петр, найдя доступ в Кронштадт прегражденным, не вздумал направиться водою же в Петербург и не явился бы к народу.

В виду этого опасения было решено, чтобы Панин верхом, в сопровождении двадцатичетырех кавалергардов, вернулся в столицу, следуя при том все время вдоль левого берега Невы, чтоб иметь возможность наблюдать за каждым проходящим судном. Невдалеке от города он заметил одно судно, которое постоянно держалось противоположного берега. Он крикнул плывшим на нем, чтобы судно перешло к другому берегу.

Какой-то человек, по-видимому, встал на судне и отвечал, что он не смеет приблизиться. Ответом усилилось подозрение; но когда этого человека разглядели пояснее, то он оказался талызинским адьютантом. Он сообщил, что Петр пытался было войти в Кронштадт, но не был принят, а что посланный генерал Девиер арестован.

Панин беспрепятственно вступил в город. Там все было спокойно. Между тем Екатерина прибыла в Петергоф, откуда и отправила Петру ответ на его письмо, присланное с вице-канцлером Голицыным. Екатерина потребовала от Петра формального акта отречения от престола, каковое и было им написано собственноручно. Она указала ему самые выражения, которые следовало употребить. Петр написал акт своею рукою и был препровожден из Ораниенбаума в Петергоф в одной карете с своею любимицею Воронцовой и еще с двумя другими лицами.

Панин

возвратился в Петергоф ранее прибытия Петра. Солдаты так были возбуждены против сего последнего и его любимицы, что Панин принужден был сам собирать людей, чтобы составить батальон в триста человек, который и был расположен четырехугольником вокруг павильона, где поместили Петра. Такую предосторожность необходимо было принять, чтобы отвратить пьяных и усталых солдат от возможности покушения.

Петр, уже отказавшись от престола, просил как милости, чтоб ему оставили графиню Воронцову. Панин должен был видеться с ним в эти минуты. Он говорил мне об этом в следующих словах: «Я считаю несчастием всей моей жизни, что принужден был видеть его тогда; а нашел его утопающим в слезах». И пока Петр старался поймать руку Панина, чтобы поцеловать ее, любимица его бросилась на колени, испрашивая позволения остаться при нем.

Петр также только о том и просил и ни о чем более, даже не просил о свидании с императрицею. Панин постарался поскорее уйти от него. Он обещал принести ему ответ Екатерины, но послал ответ через другое лицо. Ответ последовал отрицательный. Петра, в сопровождении двух офицеров, посадили в карету и повезли в Ропшу.

Вот рассказ, слышанный составителем этой записки от министра и обер-гофмейстера Панина. Его любимицу посадили в дормез, чтобы никто не мог видеть ее, и отправили в Москву. В настоящее время она замужем за Полянским. [191]

191

Упоминаемый в этом рассказе флигель-адъютант Петра III есть несомненно воспитанник сухопутного Шляхетного корпуса (находившегося под особенным покровительством государя) Семен Андреевич Порошин, сочинитель известных Записок о детстве Павла Петровича. Граф Панин еще благоприятно отзывается о нем Ассебургу; следовательно рассказ его должно отнести к 1765 году, в исходе которого последовало между ними охлаждение, кончившееся переводом Порошина в армию. В это время еще жив был старик-канцлер граф М. Л. Воронцов. Показание графа Панина об его деятельности при воцарении Екатерины несогласно с другими свидетельствами. (Прим. первого издания)

Запись современника о кончине Екатерины Великой [192] и воцарении Павла Петровича

1796 года ноября 5-го дня (в среду) в 9 часов ударил паралич Государыню Екатерину Алексеевну II так сильно, что всех лишилась чувств. После сего жила еще 22 часа, т. е. до 7 часов попопуночи 6 ноября, в котором преставилась, быв во все сие время без языка. Потом оказались опять жизненные чувствия: последовало сильное трясение тела, страшные судороги, корчение, что продолжалось до 9 часов пополудни, в котором совершенно уже не стало никаких признаков жизни.

192

Текст печ. по изд.: Трофимович Р. С. Запись современника о кончине Екатерины Великой // Русский архив, 1909.– Кн. 3.– Вып. 11.

7-го ноября. В ночи учинили присягу полки гвардии, а поутру и все присутственные места Государю Павлу Петровичу Императору Всероссийскому.

Великие князья пожалованы гвардии полковниками, Александр Павлович Семеновского, Константин Павлович Измайловского, Николай Павлович Конно-гвардейского, а сам Государь остался полковником одного Преображенского.

Учреждены 7-го ноября два Аннинские ордена, на шею и в петельку кресты.

8-го, когда анатомили тело Императрицы, то нашли в желудке два камня чрезвычайной величины, а по вскрытии черепа – большую лопнувшую жилу.