О войне
Шрифт:
Этим рассуждением мы стремились пояснить, что всякое завоевание должно быть выполнено возможно скорее, что рассрочка в выполнении его на более длительный период времени, чем это абсолютно необходимо, не облегчает, но затрудняет завоевание. Если такое утверждение правильно, то правильным будет и следующее: если мы вообще обладаем достаточными силами, чтобы осуществить известное завоевание, то мы находимся и в состоянии выполнить его одним духом, без промежуточных остановок. Само собой разумеется, что здесь мы не имеем в виду кратких остановок для сосредоточения сил и для принятия тех или иных необходимых мер.
Высказывая взгляд, что существенной чертой наступательной войны является стремление быстро и безостановочно добиваться развязки, мы тем самым опровергаем в корне мнение, противопоставляющее развивающемуся без задержек завоеванию медленное, так называемое
327
Таково было мнение генерала Ронья, который стремился на примере неудачного похода 1812 г. в Россию обосновать теорию методической войны. Еще раньше Клаузевица сам Наполеон па острове Святой Елены энергично его опровергал.
Конечно, легче достичь более близкой цели, чем более отдаленной; но если достижение ближайшей цели нас не удовлетворяет, то отсюда еще не следует, что перерыв наступления и остановка движения обеспечат нам возможность с большей легкостью пройти вторую половину пути. Маленький прыжок легче сделать, чем большой; однако, желая перепрыгнуть через широкую канаву, мы не начнем с того, что половинным прыжком спрыгнем на ее дно.
Если мы внимательнее вглядимся в то, что лежит в идее так называемой методической наступательной войны, то увидим:
1. Завоевание неприятельских крепостей, которые встречаются по пути.
2. Накопление необходимых запасов.
3. Укрепление важных пунктов: складов, мостов, позиций и прочего.
4. Остановки для отдыха на зиму и расположение войск по квартирам для поправки.
5. Выжидание пополнений следующего года.
Устанавливая для достижения этих задач формальный перерыв хода наступления, приостановку движения, полагают, что при этом выигрывается новый оперативный базис и новые силы, словно собственное государство успеет продвинуться за своей армией, а последняя с каждым новым походом будет получать новую ударную силу.
Все эти похвальные достижения, может быть, делают наступательную войну более удобной, но они отнюдь не делают более обеспеченным ее конечный успех, в большинстве случаев они лишь маскируют известные противоречия в настроении полководца или нерешительность правительства. Мы попытаемся опрокинуть их ударом с левого фланга.
1. Выжидание новых пополнений распространяется в той же мере, а пожалуй, даже в большей, и на противника, баланс здесь складывается в его пользу. Кроме того, в природе вещей, что государство за один год может выставить в поле приблизительно столько же солдат, сколько и за все два года, ибо действительный прирост сил за этот второй год по отношению к целому лишь крайне незначителен.
2. Противник отдыхает в такой же степени, как и мы.
3. Укрепление городов и позиций не дело армии, а потому не может служить основанием для проволочки.
4. При теперешнем способе довольствования армий нужда в магазинах сказывается больше, когда армия стоит на месте, чем когда она продвигается вперед. Пока продвижение протекает успешно, наступающий всегда овладевает неприятельскими запасами, и это его выручает там, где местные средства скудны.
5. На овладение неприятельскими крепостями нельзя смотреть как на приостановку наступления, это - интенсивное развитие наступления, следовательно, вызываемая этим пауза имеет чисто внешний характер и, собственно говоря, не является тем случаем, о котором идет речь; это не задержка и не ослабление темпа. Но целесообразно ли предпринимать подлинную осаду той или другой крепости или же можно ограничиться блокадой или даже простым наблюдением их - это вопрос, могущий быть разрешенным лишь в зависимости от конкретных условий. Мы' ограничимся здесь общим указанием, что ответ на этот вопрос может быть дан только после разрешения другого вопроса: подвергается ли наступающий чрезмерной опасности, если он ограничится одной лишь блокадой и будет продолжать дальнейшее продвижение? Там, где такой опасности нет и имеется
Правда, можно полагать, что при дальнейшем продвижении вперед мы тотчас же снова ставим па карту все> приобретенное. Нам все же представляется, что в наступательной войне всякий перерыв, всякий отдых, всякая промежуточная остановка являются противоестественными; если же они оказываются неизбежными, на них следует смотреть как на зло, которое не только не обеспечивает успеха, но делает его сомнительным; более того, общая истина заключается в том, что когда мы по своей слабости допустим остановку, то нормально второго скачка к цели уже не последует, и если бы второй скачок был возможен, то для него эта остановка вовсе не была бы нужна, а если намеченная цель по своей отдаленности была с самого начала нам не по силам, она останется такой же навсегда.
Мы говорим: так выглядит общая истина; мы стремимся лишь устранить ту идею, будто время само по себе может доставить наступающему какой-либо выигрыш. Но так как политические отношения могут меняться из года в год, то по одной этой причине могут встретиться исключения, не отвечающие этой общей истине.
Может показаться, будто мы уклонились от пашей общей точки зрения и остановили свое внимание исключительно на войне наступательной. Но это не так. Правда, тот, кто имеет возможность задаться целью окончательно сокрушить своего противника, лишь в редких случаях будет вынужден обратиться к обороне, ближайшая задача которой состоит лишь в сохранении того, чем обладаешь; но мы безусловно должны настаивать на том, что оборона, лишенная всякого положительного начала, содержит в себе внутреннее противоречие как в стратегии, так и в тактике. Мы постоянно будем повторять, что всякая оборона должна по мере сил стремиться перейти в наступление, как только она исчерпает присущие ей выгоды. Это наступление и его цель следует рассматривать как подлинную цель обороны, независимо от того, велика она или мала. Поэтому целью обороны, возможно, явится и сокрушение неприятеля. Что могут встретиться и такие случаи, когда наступающий, хотя и имеет в виду огромную цель сокрушения, все же предпочтет сначала использовать оборонительную форму ведения войны, и что подобное представление не уклоняется от действительности, - легко доказать на примере похода 1812 г. Может быть, император Александр и не задумывался, втягиваясь в войну, над окончательным сокрушением своего противника [328] , как это случилось впоследствии, но разве у него не могло быть такой мысли? И разве при наличии этой мысли не являлось все же вполне естественным, что русские начали войну с обороны?
328
Сокрушительный замысел у Александра I впервые нашел фактическое выражение в плане окружения и уничтожения армии Наполеона на р. Березине; этот план был составлен в Петербурге немедленно после получения первого донесения о Бородинской битве, рисовавшего его как полупобеду русских.
Глава пятая.
Ограниченная цель (Продолжение)
В прошлой главе мы сказали, что под выражением "сокрушение противника" мы разумеем подлинную абсолютную цель военных действий; теперь рассмотрим, что остается делать в том случае, когда нет предпосылок для достижения этой цели.
Эти предпосылки заключаются в большем превосходстве физических или моральных сил или же в большей предприимчивости и склонности к крупным дерзаниям. Там, где нет этих условий, цель военных действий может быть лишь двоякого рода: или завоевание какой-либо небольшой или умеренной части неприятельской территории, или сохранение собственной - в ожидании более благоприятного момента; последнее представляет обычный случай при оборонительной войне.
Которая из этих двух задач уместна в данном конкретном случае, указывает нам выражение, примененное нами по отношению к последней. Выжидание более благоприятного момента предполагает, что мы вправе ожидать такого момента в будущем; следовательно, такое выжидание, т.е. оборонительная война, всегда мотивируется такой перспективой; напротив, война наступательная, т е. использование настоящего мгновения, предуказывается во всех тех случаях, когда будущее подает надежды не нам, а нашему противнику.