О времени, о товарищах, о себе
Шрифт:
Когда же все-таки мы сможем по-настоящему заняться производством того, что нужно народу для его потребления? Когда мы перестанем вывозить за границу то, что нам нужно самим? Доживу ли я до того времени, когда мы будем экспортировать сталь, станки, машины, а покупать, ну, допустим, галстуки?
Прошло тридцать пять лет. Я жадно слежу за растущим экспортом нашей промышленной продукции. Мне часто приходится бывать за границей – я стараюсь покупать там для себя только галстуки.
Долго ли мы здесь простоим? – спрашивают проходящею мимо железнодорожника.
– Да, просто-им, – нараспев отвечает он. – Два встречных должны пропустить, да скорый нас нагоняет.
Прохожу
Тенор проникновенно передавал в песне свои чувства глубокой веры в страну.
Передо мной вновь всплыли картины недавнего прошлого. Всего три года прошло, как я уехал из Москвы, а сколько за это время пережито!
Перед глазами Эссен; огромный завод Круппа. Тоскливые глаза рабочих, боящихся как огня безработицы. А вот в они – безработные металлурги, которых я нанимал для работы на Кузнецком заводе.
Центр Парижа. Бульвары, и совсем рядом, на параллельной улице – проститутка на костыле, с длинными бледными пальцами и покрытыми черным лаком ногтями.
А вот наглые лица штурмовиков, когда они проводили у меня обыск. В памяти проходят улицы Бохума, Дюссельдорфа, Кельна, Берлина. И мне кажется, что я слышу барабанный бой и топот их тяжелых сапог. В ушах звучат слова песни, свидетельствующие о чрезвычайном самомнении и наглости:
Wer will mit uns zum Kampfe ziehen, Wenn Hitler kommandiert [104] .А припев доказывал полную деградацию их сочинителей и исполнителей:
Und wenn die Handgranate kracht. Das Herz im Leibe lacht [105] .Все это для меня стало прошлым, а невидимый мне тенор начал новую песню:
А вы на земле проживете, Как черви слепые живут, Ни сказок о вас не расскажут, Ни песен о вас не споют.104
Кто захочет с нади вступить в борьбу, если вами командует Гитлер.
105
И когда рвутся ручные гранаты, сердце в груди хохочет.
В слова «как черви слепые живут» певец вклады пал осуждение, презрение и, мне казалось, гнев. Кто он – этот певец с чудесным голосом, здесь, на этой маленькой станции?
Но вот паровоз дал протяжный гудок – поезд трогается, и я вскакиваю на ходу на подножку вагона.
…Можайск. Скоро Москва.
В МОСКВЕ И ЧЕЛЯБИНСКЕ
В Москве
…Ну вот наконец Москва.
Поезд медленно подходит к перрону Белорусского вокзала.
Меня никто не встречает.
Я жду, рассматриваю вокзал. В глаза бросается надпись: «Вход». Что это значит? Высший хозяйственный… Нет, ничего не получается. Фу, да ведь это не сокращение – это просто слово «вход».
Дом, в котором я получил квартиру, недалеко от вокзала. Сдаю вещи на хранение и отправляюсь домой пешком.
Поднимаюсь на четвертый этаж. К двери приколота записка: «Ключи у соседей, звоните в соседнюю дверь».
Мне вместе с ключом дают короткое разъяснение: жена второй месяц лежит в больнице, дочь под Москвой – у тетки.
Открываю безлюдную квартиру. Неуютно. Позвонил в Главспецсталь. В управлении делами мне сказали:
– А мы за вами машину послали, но не сообразили, что вы шофера не знаете, а шофер не знает вас. Теперь будет, вероятно, до ночи стоять. Очень уж аккуратный и исполнительный он у нас человек. Что же нам делать? И послать-то больше некого.
– Я сам схожу, от меня это близко.
Записал номер машины и опять отправился на вокзал. Разыскал машину, забрал вещи, завез их домой и на этой же машине направился к Тевосяну.
Тевосяном был установлен такой порядок: все приезжавшие в Москву принимались им в тот же день. Оп старался никого не задерживать и не любил, чтобы его ждали.
Он был один в кабинете, когда я вошел к нему. Мы поздоровались, и он мне начал рассказывать последние новости. Тевосян все еще находился под большим впечатлением решений XVII съезда партии.
– Большие задачи поставлены перед металлургами – нам нужно будет дать семнадцать миллионов тонн стали к концу второй пятилетки. Горячие головы называли и более высокие цифры, но Орджоникидзе сказал, что надо реалистически подходить к плану. Обрати внимание, что темп роста выплавки высококачественной стали значительно превышает темпы общего увеличения производства стали. Поэтому нам придется повысить число оборотов, – улыбаясь, сказал Тевосян. – Мы получаем ряд заводов, которые до сих пор выплавляли рядовой металл. Их необходимо перестроить на изготовление высококачественного.
На Главспецсталь возлагаются большие задачи. Необходимо будет освоить производство многих новых типов стали.
Ну, а теперь давай поговорим о твоей будущей работе. Вообще говоря, есть два предложения. Одно – поехать в Запорожье заместителем главного инженера завода. Главный инженер там Кащенко, ты с ним знаком, он хорошо знает производство. Там есть где поучиться и поработать. Второе – поехать в Челябинск, там у нас главным инженером работает немецкий специалист Вальтер, ты его также знаешь. Вальтер через пару месяцев возвращается в Германию, и завод останется без главного инженера. Если хочешь, поезжай в Челябинск. Меня беспокоит только одно – как ты перенесешь уральскую зиму. Зимой там ведь очень холодно. Конечно, лучше всего было бы, если бы ты остался в Главке, но я боюсь этот разговор начинать снова. А может, все-таки останешься здесь, в Москве?
Еще в июле прошлого года, когда я приезжал в Москву, у нас был длительный разговор с Тевосяном о моей работе по возвращении из Германии. Он настойчиво предлагал мне работу в Главке. Мне же хотелось поработать на заводе, и я категорически отказался от этого предложения. Решение мое и теперь не изменилось, и я ответил:
– Нет, все-таки я хочу поехать на завод. В Челябинск.
– Ты когда можешь выехать на завод?
– Задерживаться в Москве я не собираюсь. Правда, у меня дома не все благополучно. Жена в больнице, и я еще не знаю, каково ее состояние.