О всех созданиях - больших и малых
Шрифт:
Кресло Тристана стояло островом в море пустых бутылок из-под пива. К стене был приставлен перевернутый ящик, а Тристан сидел, выпрямив спину и напустив на себя торжественный вид. Я продрался сквозь пустую посуду.
— Что, трудно пришлось, Тристан? Как ты себя чувствуешь?
— Могло быть и хуже, старина, могло быть и хуже. Когда вы уехали, я сбегал к «Гуртовщикам» и купил ящик пол-литровых бутылок шеффилдского пива. И все изменилось. Часа через три-четыре собака больше не беспокоила меня, более того, я сам воем отвечаю на ее вопли. Мы интересно провели вечер. Но, кажется, он приходит в себя. Посмотри на него.
Огромная собака подняла
— Так-то лучше, старина, — сказал я. — Теперь веди себя хорошо. А то ты устроил дяде Тристану адский день.
Лабрадор ответил на мои слова тем, что попытался встать. Шатаясь из стороны в сторону, он сделал несколько шагов и упал на бутылки. В дверях появился Зигфрид и с негодованием посмотрел на Тристана, который сидел все так же, выпрямив спину и строго глядя по сторонам, как судья. А собака все еще гремела бутылками.
— Что за чертова грязь! Неужели ты не можешь обойтись без того, чтобы не превратить в помойку даже самое простое поручение?
При звуках его голоса Лабрадор, видимо, в приступе самоуверенности, покачиваясь, пошел к нему, неуверенно помахивая хвостом. Он не ушел далеко и рухнул на пол, как туша, толкнув к ногам Зигфрида пустую бутылку из-под пива.
Зигфрид наклонился над ним и погладил блестящую черную шерсть на его голове.
— Милая, веселая собака. Я думаю, он себя еще покажет, когда ему станет лучше. К утру он будет в норме, но проблема в том, что с ним делать сейчас. Мы не должны оставлять его здесь, — он может упасть так, что сломает ногу. — Он взглянул на Тристана, который сидел, не шелохнувшись, только еще сильнее выпрямив спину, и смотрел надменно и строго, как прусский генерал. — А знаешь, что наилучшим выходом из положения будет, если ты заберешь его к себе в комнату на ночь. Теперь, когда мы потратили на него столько сил, мы не можем допустить, чтобы он поранил себя. Да, именно так, пусть он проведет эту ночь с тобой.
— Вот уж спасибо так спасибо! — сказал Тристан унылым голосом, все еще продолжая глядеть прямо перед собой.
Зигфрид пристально посмотрел на него, а затем повернулся спиной.
— Ну, вот и хорошо. Убери весь этот хлам, и давайте спать.
Моя спальня сообщалась со спальней Тристана межкомнатной дверью и представляла собой главную комнату, огромную, с высоким потолком, камином, с колоннами и изящными альковами, вроде тех, что внизу. В ней я всегда чувствовал себя герцогом.
Комната Тристана представляла собой обычную комнату для одевания, она была узкая и длинная, с кроватью такой низкой, как будто ее хотели спрятать подальше от глаз. На гладком крашеном дощатом полу не было ковра, поэтому я положил пса на груду одеял и сказал пару ободряющих слов изнуренному лицу Тристана на подушке:
— Он больше не кричит — спит как ребенок, и похоже, так оно и будет дальше. Ты сможешь отдохнуть, ты это заслужил.
Я вернулся в свою комнату, быстро разделся и лег в постель. Заснул я сразу же, поэтому просто не могу сказать, когда за дверью раздался первый шум, но я тут же проснулся от яростного вопля, который резанул мне ухо. Затем я услышал звук скольжения и глухой удар, за которыми последовал очередной крик Тристана.
Я содрогнулся при мысли пойти в комнату к Триста-ну—я все равно ничем не мог ему помочь, поэтому завернулся в простыни поплотнее и стал слушать. Я то проваливался в полусон, то просыпался,
Через пару часов звуки стали меняться. Похоже, Лабрадор уже начал управлять своими лапами, и его коготки отчетливо цокали по дощатому полу. Цоканье не останавливалось ни на минуту. Время от времени Тристан, теперь уже охрипший, кричал: «Ради бога, прекрати! Сядь же и успокойся, чертов пес!»
Должно быть, я уснул, потому что, когда проснулся, окно серело от холодных утренних лучей. Я перевернулся на спину и прислушался. Я отчетливо слышал цоканье коготков, как будто он разгуливал по комнате, а не тыкался то в одну стену, то в другую. Тристана не было слышно.
Я вылез из кровати, трясясь от окутавшего меня холодного воздуха, и напялил рубашку и брюки. Подойдя на цыпочках к двери в соседнюю комнату, я открыл ее, и две огромные лапы легли мне на грудь, едва не опрокинув меня на пол. Лабрадор явно был мне рад, и казалось, что он чувствует себя как дома. Его красивые карие глаза светились интеллектом и счастьем, в широкой улыбке он показал ряд блестящих зубов и безукоризненно розовый язык. А где-то внизу плясал в экстазе его хвост.
«Что же, с тобой все в порядке, старина, — сказал я. — Дай-ка я посмотрю рану».
Я убрал когтистые лапы с груди и осмотрел линию стежков на ребрах. Не было ни боли, ни опухания, вообще никакой реакции.
«Здорово! — закричал я. — Замечательно! Теперь ты у нас как новенький».
Я похлопал его по заду, что привело его в состояние бешеной радости. Он опять прыгнул на меня, царапая и облизывая.
Я пытался справиться с ним, когда услышал удрученный стон из кровати. В сумеречном свете Тристан выглядел чудовищно. Он лежал на спине, сложив руки на одеяле, и в глазах его застыл ужас. «Ни разу глаз не сомкнул', Джим, — прошептал он. — Ни разу, черт возьми. У него прекрасное чувство юмора, у моего брата, раз он заставил меня провести ночь с этой зверюгой. Он будет считать, что день прошел не зря, когда узнает, что мне пришлось пережить. Вот понаблюдай за ним, — могу спорить на что угодно: он будет доволен».
Позднее, за завтраком, Зигфрид услышал душераздирающие подробности ночи, которую пережил Тристан, и выразил сочувствие. Он извинился за те неприятности, которые причинил брату. Но Тристан был прав. Зигфрид действительно выглядел довольным.
Пёсик, корова и мистер Грайер
Войдя в операционную, я увидел, что перед Зигфридом на столе лежит пациент. Мой патрон задумчиво поглаживал голову пожилого и очень несчастного бордер-терьера.
— Джеймс, — сказал Зигфрид, — будьте добры, отвезите этого песика Грайеру.
— Грайеру?
— Бротонскому ветеринару. Он лечил его, перед тем как владельцы переехали сюда. Я пару раз его осматривал — камни в мочевом пузыре. Ему необходима немедленная операция, и лучше, чтобы ее сделал Грайер. Он обидчивый черт, и я не хочу наступить ему на ногу.
— А! По-моему, я о нем слышал, — сказал я.
— Вполне вероятно. Образчик сварливого шотландца. Практикует на модном курорте, а потому у него не переводятся студенты, и всем им он устраивает адскую жизнь. А этого не скроешь. — Он поднял терьера со стола и вручил его мне. — Чем скорее вы туда отправитесь, тем лучше. Посмотрите, как пса прооперируют, и привезете его назад. Но ходите на цыпочках — если вы Грайера чем-нибудь заденете, он так или иначе сведет с вами счеты.